Несколько матросов и высокий нескладный офицер в белом кителе перелезли через леер и кинулись в воду.
Ещё один, доктор Волкович, – тот, что рассказывал в кают-компании о романе японского офицера с русской барышней, – неуклюже карабкался к обрезу палубы, путаясь в полах своего длинного пальто.
В палубу, в трёх шагах от ползущего доктора, воткнулся зазубренный, дымящийся кусок железа. Осколок снаряда? По броненосцу стреляют? Да нет, конечно, нет, – японцев поблизости быть не должно…
Невозможным усилием Сёмка оторвал себя от леера. Вдали, над свинцовой полосой моря, высились освещённые солнцем вершины Золотой Горы и Электрического Утёса. «Наверное, с батареи, сейчас видят гибель броненосца и глазам своим не верят – всё именно так, как у Степанова в „Порт-Артуре“…»
Мальчик коротким броском добрался до рамы люка – и в тот же момент массивная шлюпбалка с пронзительным скрипом повернулась и рухнула, скосив ползущего на четвереньках доктора. Тот упал навзничь, на раскинутое пальто, разбросав руки, – на лице ни кровинки, скрюченные пальцы слепо шарят по палубе, в безнадёжной попытке зацепиться. Сёмка выбросил руку навстречу Волковичу, но лишь скользнул кончиками пальцев по сукну – и беднягу унесло вниз, по встающей дыбом палубе.
Ближе к корме, шагах в двадцати, у самого борта, теснилась большая, человек в тридцать, группа матросов. Среди них виднелась благородная голова Верещагина, окаймлённая барашком высокой шапки и воротника; под мышкой у художника – знакомая папка. Люди стояли, будто прикованные к месту не затихающим ни на миг «умпф-умпф-умпф» винтов, вращающихся вхолостую.
Новый взрыв выбил, как пробку из бутылки, кормовую шестидюймовую башню – ту самую, которой командовал мичман Шишко. Соседняя с башней стрела Темберлея – так, кажется, называется эта уродливая штуковина? – со скрежетом сорвалась со своего места. Сёмка в ужасе вжал голову в плечи, но смертоносная железяка пролетела над головой и, будто кегли, смела группу, где был Верещагин. За миг до удара художник, нелепо взмахнув руками, повалился на бок, папка хлопнулась на доски и заскользила к Сёмке.
Не задумываясь, мальчик отцепился от рамы и, как вратарь в броске, перехватил папку. Вскочив, еле-еле устоял на ногах: крен был такой сильный, что держаться почти не было возможности, – и, судорожно хватая воздух ртом, прижался спиной к броне.
– Семён! Куда тыпропал?! Сколько можно тебя искать?
Это прозвучало таким диссонансом с разверзающейся вокруг преисподней, что Сёмка не поверил своим ушам. Глазам он тоже не поверил – цепляясь рукой за броню, неловко переставляя ноги по уходящей вниз палубе, к мальчику боком карабкался историк Григорий Петрович в форме морского офицера. За его спиной – Светка, бледная, как бумага, рот упрямо сжат в чёрточку, в глазах не слезинки. У Сёмки отлегло от сердца – ну хоть эта цела…
– Где тебя носит, дурак ты такой?! – закричала она. – Ты что, не видишь, что творится? Сейчас мы тут из-за тебя потонем!
«Точно, из-за меня… – мелькнуло в голове. – Если бы я не бродил по броненосцу, раскрыв рот, и не пялился по сторонам, а прорвался бы вовремя к адмиралу… если бы проклятый ноутбук не сдох… если бы…»
Историк добрался, наконец до него, больно схватил за плечо и сильно встряхнул. Зубы клацнули, Сёмка чуть не прикусил язык.
– Синхронизатор! Где синхронизатор? Доставай скорее, не копайся!
– Синхро… какой синхро… затор? – переспросил мальчик. – Григорий Петрович, вы здесь зачем, откуда? Вы…?
– Да ключ, господи ж ты боже мой! – плачуще выкрикнул историк. – Тот, которым вы открыли проход сюда!
Доставай, пока ещё на ногах стоим!
Светке надоело смотреть, как её спутник беспомощно, словно выброшенный на берег карп, открывает и закрывает рот, силясь понять, что ему говорят. Она решительно стряхнула руку историка и вцепилась в Сёмкину форменку, охлопывая карманы его брюк. От такой бесцеремонности Сёмка немедленно пришёл в себя.
– Да, конечно, вот… – и вытащил из-за пазухи ключ, завёрнутый в полиэтиленовый пакет. Историк потянулся – но тут корабль вздрогнул от нового толчка, и Георгий Петрович чуть не полетел с ног. Броненосец стремительно заваливался на левый борт, мимо скользили вниз, в воду, отчаянно вопящие люди. Трое пришельцев изо всех сил пытались удержаться на ногах. Сёмка едва смог устоять – одной рукой вцепился в Светку, а другой – в драгоценный ключ, ухитряясь притом прижимать к груди папку. Историк согнулся, оторвался от башни и сделал несколько неверных шагов. В руке его фиолетово сверкнуло, на миг ослепив Сёмку, – и тут же в броневой стенке появилась дверь, точнее – овальный, тронутый ржавчиной люк с двумя изогнутыми рычагами запорных механизмов по углам. Между ними бездонным зрачком чернела замочная скважина.
– Ну давай же, открывай! – взвыл историк. Он обеими руками ухватился за верхний рычаг и почти повис на нём; палуба кренилась под углом не меньше сорока пяти градусов, с каждым мгновением заваливаясь ещё круче. Сёмка переполз к заветной двери; Светку пришлось отпустить, и теперь он одной рукой вцепился в рычаг, поверх горячих пальцев Георгия Петровича. Другой рукой мальчик елозил ключом по железу. Папку с трудом удавалось прижимать к груди подбородком, отчего никак не выходило скосить глаза и понять, почему ключ не попадает, куда ему положено. На правом локте висел рюкзак; ноша эта моталась из стороны в сторону, отчаянно мешая. И как это он не потерял рюкзак в такой свистопляске? Бородка ключа вдруг нырнула в отверстие, руку до локтя пробило знакомым разрядом – и Сёмка, собрав остатки сил, обеими руками повернул ключ. В последний момент он понял, что не может удержать проклятую папку и она вот-вот выскользнет и полетит на палубу, веером рассыпая листы по…
…по изъеденной рыжей ржой решётке. Сёмка, не удержавшись на ногах, рухнул лицом вниз, сжатый в кулаке ключ громко лязгнул по металлу, больно прищемив пальцы. Светка навалилась на спину, и не было больше сил встать или хоть поднять голову, чтобы оглядеться…
В ушах протяжно звенело. Что это – последствия перехода или отголоски взрывов? Сёмка с трудом перекатился на живот и встал – сначала на корточки, а потом и на ноги, придерживаясь рукой за стену. На локте по-прежнему гирей висел рюкзак. Палуба под ногами – никакая не палуба, а ржавый решётчатый пандус в трюме заброшенного речного теплоходика – не делала попыток уйти из-под ног, не вздыбливалась, предательски поддавая в пятки. Сёмка для верности потопал ногой – ничего, держится. Засаднило колено – ушиб, когда, провалившись в чёрное ничто, соединяющее прошлое с будущим, с размаху приземлился на четвереньки.
Звон в ушах утих сам собой – мальчик даже не заметил когда. Навалилась вязкая тишина, нарушаемся лишь размеренным стуком капель, падающих в воду. В гулком железном ящике этот звук почти оглушал.
Рядом завозились. Светка? Да. Ну и вид у неё… Рукав кофточки разорван, физиономия в чёрно-рыжих пятнах, щека алеет свежей ссадиной – похоже, приложилась об решётку. Перехватив Сёмкин взгляд, Светка ойкнула и, совершенно по-домашнему зашарила по карманам в поисках носового платка. «А где сумочка? – вспомнил мальчик. – Да, где? Маленькая такая, под змеиную кожу – Светка ещё положила её на стол в кают-компании. Наверное, там и осталась и раскисает теперь в солёной воде Жёлтого моря. Кажется, года четыре назад остов броненосца отыскала на глубине примерно сорока метров российско-китайская экспедиция. Интересно, они сумели проникнуть во внутренние помещения затонувшего корабля? Вот забавно будет, если водолазы отыщут в кают-компании женскую сумочку родом из двадцать первого века! Наверняка у Светки там какие-нибудь пластиковые карточки, мелочь, наконец – с ними в морской воде ничего не сделается. Тьфу, что за вздор лезет в голову! Какая разница, что там найдут?».
