Жандарм?! Светка, испуганно закусив губу, посмотрела на Галину. Та ответила подруге тревожным взглядом и пожала плечами.
– И вот ещё что… – штабс-капитан помедлил, будто прикидывал, стоит ли продолжать. – Дело в том, что Михаил Игнатьевич уже интересовался у меня насчёт вас. Так, вроде бы между делом: «С кем это, Анатолий Александрович, видели давеча вашу очаровательную дочурку?» Я не хотел говорить, – уж прости, Галочка, – чтобы не тревожить понапрасну. Вы ведь собирались покинуть Артур сегодня, если я не ошибаюсь?
Светка кивнула. Пальцы у неё похолодели. Жандармы! Тайная полиция! НКВД, гестапо, пыточные подвалы, клещи, резиновым шлангом по рёбрам… Девочка зажмурилась от ужаса.
– А теперь, боюсь, вам не миновать внимания этого господина. Так не лучше ли обратиться к нему первыми – пока вас не пригласили, так сказать, для беседы?
VI
– Да, вам, юноша, досталось. Но, с другой стороны, всё могло бы обернуться куда хуже – так что можете считать, в рубашке родились. В дюжине шагов от вас лопнула эдакая дурында, четверых к апостолам в рай – а вы вот живы, отделались парой царапин и контузией! Не каждому так цыганка ворожит. Хотя, говорят, что из этих одиннадцатидюймовых бомб разрывается только каждая пятая. Парочка таких, порченых, хлопнулась возле дворца наместника. Одна недалеко от Пушкинского училища, на горе, а вторая прямо во дворе, возле ограды, там теперь большая куча мусора. Я перед службой не поленился – благо утро выдалось солнечное, тёплое, – пошёл посмотреть. Самого снаряда нет, только дыра в земле; полиция вокруг неё рогатки поставила и никого не подпускает – а ну как всё же рванёт? В Новом городе, недалеко от места, где вы вчера пострадали, ещё один «паровоз» разбил будку торговцакитайца, но тоже, по счастью, не разорвался – так там и лежит до сих пор. Вокруг собирается народ и спорит, «из какой орудии его стрельнули».
– А вы говорите – повезло. – Сёмка заворочался, поудобнее устраиваясь на узкой госпитальной койке. – Вот если быинашане рванула…Атак – столько людей побило, какое же это везение? Самая что ни на есть невезуха – один несчастливый шанс из пяти, и как раз наш!
– Скорее, одна исправная дистанционная трубка на пять штук, – усмехнулся лейтенант. – Мой знакомец, штабс-капитан Меллер, осматривал такие несработавшие гостинцы – так уверяет, что виноваты дефекты в установке ударных трубок. Потому бомбы и не взрываются – идай Бог, чтобы японцы подольше пребывали на сей счёт в неведении.
Сёмка припомнил утреннюю встречу перед госпиталем. Галина и её матушка тоже рассказывали о неразорвавшейся бомбе, едва не погубившей двух младших девочек Топольских.
Лейтенант Унковский около часа пополудни прибыл на «Монголию» навестить товарища, раненого мичмана с «Пересвета», с которым был знаком ещё по Петербургу, – того самого, что вчера в полубреду рассказывал о страшных попаданиях в броненосец. На первой лазаретной палубе Унковский заметил Сёмку – и немало удивился.
Тогда, на «Петропавловске», лейтенанту повезло: взрывом его выбросило за борт и он остался жив, подобранный шлюпками с русских кораблей. После гибели броненосца Унковский служил на берегу, в техническом управлении, – как минёр и знаток гальванического оборудования, он занимался прокладкой телефонных линий и монтировал на фортах прожекторные станции. Но история с двумя подростками, невесть откуда взявшимися на борту обречённого «Петропавловска», не давала лейтенанту покоя. Среди спасённых их не оказалось, среди выловленных из воды трупов детских тоже не было. Можно, конечно, предположить, что подростки утонули вместе с кораблём, – но что это меняло? Даже на фоне грандиозной трагедии, гибели сотен людей, адмирала история с брошенными на броненосце детьми громко отозвалась на эскадре. О ней даже порывался писать в «Новом крае» известный в Артуре Ножин, тот самый, кому личным распоряжением Стесселя было категорически запрещено посещать форты и батареи. Попавший в немилость у всесильного генерал-адъютанта, Ножин был, как сказали бы в Сёмкины времена, «лишён аккредитации». Не помогло даже то, что раньше он состоял при особе коменданта крепости генерала Смирнова.
Печатать материал о пропавших на «Петропавловске» детях Ножину запретили; со временем неприятная история позабылась, но продолжала занозой сидеть в памяти Унковского. И вот – такая встреча!
– А где твоя спутница? – поинтересовался Унковский. – Та милая барышня, что произвела такое впечатление на наших мичманцов. Лёвочка Шмидт, царствие ему небесное, соловьём разливался…
Сёмка ещё на «Петропавловске» обратил внимание, что лейтенант весьма словоохотлив, и старался теперь отмалчиваться. Но от прямого вопроса как увильнёшь? К тому же на «Монголии» знают, что Светка ушла с Галиной Топольской – найти их не составит никакого труда. И принесла же нелёгкая этого лейтенанта!
– Мы… – он заперхал, чтобы выгадать несколько секунд, сочинить подходящий ответ. – Она в Сводном, кажется, госпитале, с подругой – у той там матушка служит. Хотят узнать, можно ли переправить меня на берег. А то здесь места мало, всё везут и везут раненых…
Ошибка – это ведь не ложь? Подумаешь, госпиталь перепутал – контузия, можно понять. А лейтенант пускай ищет, если охота!
– Да, брат, ты теперь тоже раненый, – добродушно заметил лейтенант. – Как и все, кому от японских снарядов ущерб вышел – что в городе, что в фортах, что на эскадре. Кстати, насчёт везения – второй раз, считай, заново родился!
Прозрачный намёк на историю с «Петропавловском»? Унковский выжидающе замолчал. Ну уж нет, не на того напали!
– Нут так ведь японцы вон как по гавани бьют! Того и гляди в «Монголию», попадут! Я слышал, когда она с эскадрой на прорыв выходила, так её японский крейсер вовсе чуть не утопил, верно?
– Неверно. Японцы, друг мой, хотя бы и для виду, а соблюдают положения Гаагской конвенции о войне на море. Крейсер только осмотрел пароход и отпустил. Потому как плавучий госпиталь, некомбатанты
[25] – а значит, неприкосновенны по всем правилам цивилизованной войны.
– А почему наши корабли тогда вернулись? – Сёмка старательно изобразил на лице наивность пополам с горячим интересом. Он давно уже изучил сражение в Жёлтом море, когда 28 восьмого июля (по здешнему календарю, разумеется) Порт-Артурская эскадра в последний раз рискнула выйти в море, чтобы прорываться во Владивосток.
– Адмирал Витгефт, Вильгельм Карлович, командующий эскадрой, погиб… – мрачно ответил Унковский. Видно было, что тема причиняет ему боль. – … И прямо на мостике «Цесаревича» – отказался, вишь ты, пройти в броневую рубку. А следующим снарядом поубивало и командира броненосца, и весь адмиральский штаб. На «Цесаревиче» перебило штуртросы, он покатился в циркуляцию. И, пока остальные командиры броненосцев поняли в чём дело, ордер эскадры развалился, и пришлось несолоно хлебавши отползать к Артуру. А ведь как ладно всё шло! – сгоречью добавил офицер. – Японцы не выдерживали нашего огня и вот-вот должны были откатиться назад. Тогда был бы эскадре прямой путь до Владивостока, навстречу крейсерам Иессена…
