…У убитого Касыма была служанка, черная абиссинская невольница по имени Марджана, очень красивая с изящным станом, черноглазая, что естественно, и что большая редкость, умная и находчивая. Когда Али вошел во двор Касыма, он подозвал Марджану и сказал ей: “Пришло твое время, пойдем со мной к твоей госпоже”. Али рассказал жене Касыма, как было дело, как он обнаружил убитого Касыма, а когда она стала голосить и плакать, молвил: “Не возвышай голос, берегись, что бы люди прослышали о нашем деле. Смирись перед приговором Аллаха, это лучше, чем скорбеть и роптать. Я женюсь на тебе. Моей первой жене это будет не в тягость, ибо она женщина умная, чистая душой и целомудренная, благочестивая и набожная. И мы заживем одной семьей. Слава Аллаху, денег теперь у нас много”. Когда жена Касыма услыхала это предложение, ее скорбь прошла, слезы высохли, и она молвила: “Я повинуюсь тебе во всем, что ты считаешь за благо, но что нам делать с этим убитым?”
– Вот, стерва, – обронил кто-то из разбойников, – мужа еще не похоронили, а уж другому повинуется.
…Что касается убитого, поручи это дело своей служанке. Лучше ее никто с этим делом не справится…
Али так часто поглядывал наружу, что это не укрылось от Хасана, и он спросил:
– Ты, приятель, что все время косишь на выход? Забудь об этом. Ты не Али-Баба, от нас не ускользнешь.
– Дождь я очень люблю, – повторил Али, – поэтому и смотрю все время на него.
– Ты лучше рассказывай и меньше отвлекайся.
…Для начала Марджана пошла к москательщику, купила у него специального лекарственного теста, которое используют при тяжелых болезнях.
– А кому понадобилось такое тесто? – спросил москательщик.
– Моему господину, Касыму, – ответила Марджана, – с ним приключилась тяжелая болезнь, свалила его, и он теперь в горячке и состоянии небытия.
– А ты рецепт не знаешь? – вдруг спросил Хасан.
– Какой рецепт? – удивился Али.
– Ну, этого теста.
– А тебе зачем?
– Да, плечо у меня болит, особенно при такой погоде, уже несколько лет, – пожаловался предводитель.
– Не знаю, – отрезал Али.
На другой день Марджана отправилась к башмачнику по имени Мустафа. Она вежливо приветствовала его и вложила ему в руку динар. Когда башмачник разглядел, какого цвета монета, он сказал:
– Вот благословенный почин.
Он догадался, что предстоит необыкновенное дело, и сказал:
– Изъяви свои желания, госпожа невольниц. Я исполню их для тебя.
– О, шейх, – молвила Марджана, – возьми иголку и ниток, вымой руки, надень твои сандалии и позволь мне завязать тебе глаза, потом ты пойдешь за мной, чтобы исполнить одно тонкое дело, и ты получишь за него награду, и тебе не будет от этого вреда.
– Если я тебе нужен для дела, угодного Аллаху и пророку, – ответил башмачник, – я сделаю это охотно и не стану грешить, если это грех, то ищи другого.
– Нет, клянусь Аллахом, шейх, это вещь дозволенная, – молвила Марджана и вложила в руку башмачника еще один динар.
После этого башмачник вскочил на ноги и сказал:
– К твоим услугам, позволь мне только запереть лавку.
Башмачник взял иголку, нитки и прочие принадлежности для шитья, запер лавку. Марджана завязала ему глаза и отвела, нарочно путая, к дому.
Когда Мустафа оказался в помещении, где лежал четвертованный Касым, он испугался так, что у него затряслись поджилки. Марджана успокоила его, говоря:
– Не бойся, Мустафа, от тебя требуется только собрать его члены и сшить, что бы мы могли похоронить его, – и дала ему еще один динар.
Мустафа взял динар и приступил к работе, рассуждая следующим образом: “Я не знаю, где я нахожусь и каковы намеренья этих людей. Если я буду им прекословить, они обязательно причинят мне вред, во всяком случае, кровь этого человека лежит не на мне, и в сшивании тела человека нет ничего запретного.
Али замолчал и после долгой паузы, на чей-то вопрос: “Что было дальше?”, обронил:
– Ну, короче, сшил он его, ну и все.
– Чего, все?
– Да надоело мне рассказывать, устал. И горло у меня пересохло.
– Так ты выпей еще, вина-то у нас много.
– Вы пьете и едите, а я пью и рассказываю, у меня с пьяну голова кружится, а живот от голода сводит. Не буду рассказывать, хоть пытайте, мне не привыкать.
– Ну, ты не горячись, – сказал Хасан, – поешь. Налейте ему вина и кебаба положите, хлеба. Пусть поест, нам торопиться некуда.
Перед Али поставили золотое блюдо с кебабом, рисом и хлебом. Он вздохнул и принялся за еду.
– Разве можно так сказки рассказывать? – недовольно сказал разбойник по имени Ахмед, – прямо издевается над нами. Ничего, когда закончишь, я тебе другую сказку расскажу.
Хасан сделал ему знак, что бы тот умолк. Некоторое время он наблюдал за Али, который всецело был увлечен едой.
– Я вижу, ты человек образованный, – заговорил он. Жаль будет мне с тобой расставаться.
– Что ты имеешь в виду под словом расставаться? – спросил Али, – мое убийство? Хасан замялся. Прямой вопрос, как это бывает, вдруг поставил его в тупик.
– Ну, можно и так сказать, – ответил он, наконец. – Но я бы предпочел слово казнь. Да, иногда приходится и казнить.
– А ты миловать не пробовал?
– Не приходилось.
– А ты попробуй, довольно приятная вещь.
– А ты почем знаешь?
– Я в суде работал и всегда делал все возможное, что бы смягчить приговор. А если тебе я по душе, то ты отпусти меня.
– Нет, не могу, ты знаешь тайну пещеры. Ты должен умереть, да и людей своих я из-за тебя потерял.
– Я здесь ни при чем, мы уже обсудили это. А может быть, ты возьмешь меня в свой отряд? Тебе сейчас люди нужны.
– Не возьму.
– Почему? Не по Сеньке шапка.
– Какой Сеньке? – удивился Хасан.
– Никакой, это пословица русская. Означает, что я недостоин, служить в твоем отряде.
– Не возьму, потому что ты в отряд хочешь, что бы жизнь свою спасти.
– Верно, я и не скрываю этого.
– Ты ешь поскорее, люди уже истомились, ждут продолжения сказки.
Али пожал плечами, отрезал сыр от большого куска и взялся за кубок с вином.
– Все-таки мне интересно, – вдруг заговорил Хасан, – ты эту свою сказку на ходу сочиняешь, глядя на нас?
– Нет, конечно.
– А почему предводителя зовут Хасан, так же как и меня.
Героя зовут Али, как тебя, и пещера, и дверь и сокровища.
