– …таких, как Гарри и я. Если это произойдет, ты по-прежнему будешь единственной хорошенькой молодой леди в доме, полном мужчин всех возрастов.
– Я знаю, как вести дом! – вспылила кухарка. – Они и близко к ней не подойдут!
– Прошу вас, миссис Лав! Мы это знаем, а остальные могут и не знать.
Он встал и нерешительно взглянул на Грейс, а потом на кухарку:
– Мне рано вставать. Спасибо за какао.
И он ушел.
Грейс доела ужин, правда, без всякого аппетита.
– Ты раньше его не знала, Грейс? Уж слишком быстро он тебе понравился… Лучше выкинь его из головы!
– Спасибо за… – Грейс показала на остатки еды. – Пойду подышу воздухом, приму ванну и лягу.
– Так будет лучше. Все пройдет и забудется, поверь.
Грейс вышла из кухни и встала на улице, прислонившись к древним камням здания. Они каким-то образом успокаивали ее. Что они видели и вынесли за сотни лет своей истории? Она всей душой пожелала, чтобы ни один немецкий бомбардировщик не нашел это чудесное место. Куда бы ее ни послали, она навсегда запомнит его силу, его стойкость.
Она уже хотела зайти внутрь, но услышала шорох и подскочила от страха.
– Не хотел тебя пугать.
Это был Джек.
– Я вышла немного подышать… просто чувствовала, что мне необходимо хоть минуту побыть здесь.
– Бедная Грейс. Ты ни в чем не виновата, и мне жаль, что тебя в это впутали.
Как грустно это звучало…
Ей хотелось обнять его. Разве он не нуждается в ободрении так же сильно, как и она?
– Не волнуйся. Я квалифицированная трудармейка, – гордо заявила она. – Со мной все будет хорошо.
К ее удивлению, он придвинулся ближе, и она застыла:
– Джек…
– Давай не упускать друг друга из виду, Грейс. Ты будешь мне писать? Если напишешь на этот адрес, они наверняка перешлют мне письмо.
Он не дал ей времени ответить и прямо здесь, в вечерних сумерках, наклонился к ней и коснулся губами ее нежных губ, а потом повернулся и зашагал прочь.
– Я напишу, – робко пробормотала она, и слова рассеялись по ветру, и она так и не поняла, слышал ли он ее.
Но все их проблемы показались пустяком, когда они наутро пришли завтракать.
– Заткнитесь все! – яростно крикнула миссис Лав, и это было так не похоже на нее, что все бросили свои дела – еду, разговоры, передвижения по кухне – и встревоженно уставились на нее. Кухарка продолжала лихорадочно вертеть верньеры на своем приемнике.
– Да скажи, что случилось? Твои футбольные пари?
Подошедший Хейзел мягко отодвинул ее от приемника.
– Я сам сделаю, Джесс. Что-то ты не в себе. Какую станцию ищешь?
– Боб, я видела сегодня заголовок в газете ее светлости, когда была в главном доме. Все наши войска во Франции перебиты. До единого.
При этих словах сидящие вскочили, со страхом глядя на Боба Хейзела.
– Я нашел чертову волну. Садитесь и слушайте.
Они пропустили большую часть выпуска новостей, но из заключительных слов поняли, что тысячи британских солдат застряли на побережье Франции, куда отступили или были оттеснены наступающей мощью немецкой армии.
Не узнав больше ничего нового, Хейзел выключил приемник.
– Я хочу, чтобы все мужчины и девушка тоже, – добавил он, глядя на Грейс почти яростно, – доедали обед и шли работать. С прошлой субботы нам не хватает людей, на случай, если уже забыли. Уолтер, у тебя крепкая спина, помоги молодому Джеку. Наши парни будут нуждаться в доброй английской еде, когда вернутся домой. И мы приготовим ее для них.
Грейс глотала чай, словно измучилась от жажды. Сэм Петри воевал где-то в Европе. Ее сердце разрывалось от жалости за друзей, ожидавших вестей от него.
Следующие несколько дней работники каждую свободную минуту собирались на кухне и со страхом и постепенно нарастающей надеждой слушали новости. Слово «Дюнкерк», казалось, было выжжено в их мозгах. Они радостно приветствовали известия о Другой Армаде и маленьких суденышках, которые переплывали Ла-Манш, спасая заблокированные войска. Леди Элис оставляла им газеты, чтобы они могли читать о том, что они только что слышали по радио. Ободренные и воодушевленные, они работали усерднее обычного. И Грейс думала только о находившемся неизвестно где Сэме.
Но тут, как-то утром, еще до того, как были выслушаны очередные истории о Дюнкерке, пришли новости. Италия объявила войну Британии и Франции, а немецкая армия взяла Париж.
Об Италии Грейс знала только, что там делают вкусное мороженое.
– Что будет с итальянцами, которые живут здесь? – спросила она. – Мороженщик в тех местах, где я выросла, был итальянцем, очень добрым человеком, но если люди невзлюбили Джека и Гарри, что будут испытывать к иноземцам, которые здесь живут?
– Не думаю, что кого-то это встревожит, – покачал головой Хейзел. – Британия – цивилизованная страна.
– Еще как встревожит! – возразил Уолтер. – Они начнут бить витрины и окна, как эти сволочи делали с евреями в Германии.
Через несколько дней Грейс посадили на поезд, идущий в Шотландию. Ей предстояло жить в деревне, названия которой она в жизни не слышала.
– Это к лучшему, – заверила леди Элис, вручая ей разрешение на проезд. – Вам понравится ферма. И там уже живут трудармейки. У вас будут подруги.
Глава 8
Шотландия.
Канун Рождества 1940 г.
Грейс уселась в кровати, подложила под спину подушки и прислонила книгу к согнутым в коленках ногам – настоящее блаженство. Однако чрезмерно активное сознание не позволило погрузиться в «Похищенного», волнующий роман Роберта Льюиса Стивенсона. Она была смущена и рассержена тем обстоятельством, что, пока не приехала на эту ферму, никогда не читала произведения мистера Стивенсона. Почему никто не рассказал ей об этих удивительных историях? На титульном листе осталась надпись: «Элси Макгрегор». Работала ли Элси служанкой в этом доме? Ее не было среди трудармеек, которые сейчас трудились на ферме Ньюриггс в Восточном Лотиане, где находилось поместье лорда Уайтфилдза. Со своего приезда в Дартфорд тринадцать лет назад Грейс почти не покидала город, и вот теперь оказалась в другой стране – Шотландии.
Всю дорогу в холодном поезде она смеялась от удовольствия, особенно когда проводник, изучив ее разрешение на проезд, сказал, что вагон сейчас находится на границе между Англией и Шотландией.
Когда он ушел, она быстро огляделась, вскочила и по-детски расставила ноги в надежде, что одна нога останется в Англии, а другая будет уже в Шотландии. На ферме жили еще шесть трудармеек: две польки, три англичанки и одна шотландка. Грейс вспомнила, как говорила, что не нуждается в обществе женщин своего возраста, но должна была признать, что приятно быть одной из многих. Ее интересовали польки, Катя и Ева, потому что она до сих пор никогда не была знакома с иностранцами.
