Сам по себе день Рождества даже с домашним обедом, включавшим вкусную ветчину, подарками, среди которых была искусно переделанная горчичная юбка для Грейс, был почти разрядкой напряжения, по сравнению с куда более волнующим сочельником. Флора и Фред Петри радовались письму от сына-матроса Фила. Его письма были так же редки, как письма от Сэма. И семья очень старалась терпеливо ждать. Не так-то легко отправить письмо, если служишь на корабле. Они часто обсуждали эту проблему, но так и не поняли, как может письмо с корабля, находящегося посреди океана, благополучно прибыть домой за тысячи миль оттуда. Но принимали это так, как принимали новые чудеса медицины и науки. Петри очень ждали Дейзи и жаждали услышать о друге, с которым она обедала в отеле «Дартфорд». Флора отчаянно хотела посмотреть на этого человека, так много значившего для дочери, потому что он был не только старше Дейзи, но еще и иностранцем. Флора злилась на себя, потому что не была готова протянуть дружескую руку ни неотразимому молодому аристократу Эдеру Максуэллу, которого Дейзи любила и потеряла, ни чехословацкому пилоту Томасу Сапенаку, с которым дочь встречала сочельник. Она хотела принять его со всем радушием, но имела так мало опыта общения с людьми вне своего маленького мирка. Сестра и друзья Дейзи, однако, были разочарованы тем, что она не хочет показать им своего друга. Но простили ее и собирались встретиться на полуночной службе.
– Вот! – объявила Салли, протягивая Грейс красивый красный кашемировый берет. – Не можешь же ты носить эту уродливую шляпу в сочельник! Надевай! Я буду счастлива видеть эту ярко-красную шапочку на твоей головке.
Грейс улыбнулась и взяла берет, который действительно очень ей шел. И да, он был очень теплым. Два года назад она начала бы спорить и отказалась, а Салли рассерженно сказала бы «не глупи», но теперь она стала мягче: должно быть, они все изменились за два года.
Девушки рука об руку направились по темным улочкам к маленькой церкви. Колокола не звонили. Золотистый свет не струился из древних окон, и все говорили шепотом. Как чудесно было, когда все колокола звонили и свет и торжественная музыка лились из церкви.
И вдруг торжественную тишину разорвал взволнованный крик:
– Грейс! О Грейс! Как здорово тебя видеть!
Это была совершенно не изменившаяся Дейзи, хоть и успевшая стать гордым членом Вспомогательных транспортных войск ВВС.
Девушки бросились друг другу в объятия, как голубки, нашедшие родной дом, и заплакали, отстранились, чтобы взглянуть друг на друга, и снова обнялись.
– Ну, Салли, – вздохнула Роуз, притворяясь обиженной. – Можем вполне идти в церковь вдвоем, поскольку, вижу, тут мы не нужны.
И тут, конечно, все началось снова: объятия, болтовня и очередной показ снимков бабушки и матери Грейс.
– Они прекрасны, – заверила Дейзи, отдавая снимок Грейс. – А ты просто копия своей бабушки.
Грейс снова обняла Дейзи и быстро посмотрела на снимок в поисках сходства, прежде чем пошутить, что, поскольку их с Дейзи все считают близнецами, та тоже должна походить на прелестную Абигейл.
Девушки, не выдержав, стали допрашивать Дейзи:
– У вас был сказочный ужин?
– Где Томас проводит Рождество? Полагаю, он католик и не посещает англиканские службы?
– Когда мы его увидим?
– Я уже видела. Устроила на беднягу засаду прошлым Рождеством, – призналась Роуз. – Высокий, очень представительный и с совершенно шикарным акцентом, верно, Дейзи?
Дейзи отказалась отвечать на вопросы, за исключением того, куда уехал Томас. Объяснила, что он проводит Рождество с Хамблами, местными друзьями-фермерами, и поскольку Алф и Нэнси встанут очень рано, не хотел беспокоить их поздно ночью.
Четыре подружки вошли в древнюю церковь, вдыхая запах благовоний, свечей, только что срезанных ветвей ели и остролиста. Церковь была освещена так же хорошо, как обычно, и девушки несколько секунд постояли на пороге, прежде чем со слезами счастья войти и слушать рождественскую службу.
Потом Грейс и Салли не вернулись в дом Бруэров, а вместе с подругами отправились в большую квартиру Петри над маленьким чайным магазинчиком. До войны в квартире всегда толклись молодые люди, друзья семьи, потому что у близнецов было трое старших братьев. Теперь Рон мертв, Фил, судя по письму, был «где-то в море», Сэм как бежавший военнопленный… бог знает где.
Девушки немного постояли в передней, ошеломленные пустотой квартиры.
– Я никогда не сознавала раньше, насколько велика гостиная, – выпалила Салли и тут же покраснела от смущения.
Дейзи поспешила ей на помощь:
– Я точно знаю, что ты хотела сказать. Мальчики сидели на всех стульях и диванах, как птицы на насесте.
– И никогда не бывали в одиночестве. Мы по комнате пройти не могли, не споткнувшись о чьи-то длинные ноги.
Роуз, почти такая же высокая, как братья, улыбнулась подругам и взяла рождественскую открытку с доски над пустым камином – еще одна особенность войны.
– Вот это да! Взгляните, девушки! Священник… да-да, настоящий священник, отец Петрунегро, итальянец, который работает в Дартфорде, принес ее сегодня утром. Как это ма ухитрилась промолчать и все еще при этом дышит и живет – просто рождественское чудо. Просто не верится! Потрясающе! Грейс, смотри. Это от Сэма!
Грейс с побелевшим лицом взяла открытку дрожащей рукой.
«Скоро увидимся».
Почерк Сэма. Она видела его раньше, в записке матери. Тогда он передавал привет Салли.
– Слава богу, – искренне выдохнула Грейс. – Волшебство. Сэм наконец-то вернется домой. Что за прекрасный рождественский сюрприз! Но, полагаю, вы не знаете когда.
– Ни слова. Мы так…
Глаза Роуз наполнились слезами, но она нашла в себе силы не заплакать.
– Девочки, давайте склеим бумажные цепи, как всегда на Рождество. У папы есть серебряная бумага из коробок с чаем.
– Фу, – наморщила нос Дейзи. – Она пахнет чаем.
– А когда в этой квартире пахло чем-то другим? Брось, Дейзи! Неси ножницы и горшочек с клеем. Грейс, сделай нам какао. Салли, помоги мне убрать остатки завтрака со стола.
Им снова было по четырнадцать.
Роуз и Салли настелили на стол бумагу и стали резать ее на длинные полоски. Потом подруга раздала каждой пригоршню полосок и наказала:
– Режьте на полоски по три дюйма, склеивайте в кольца и клейте цепи, Жаль, что все будут серебряными.
– Но, Роуз, серебро – это так элегантно. Бьюсь об заклад, такие будут только в Блумсбери. Тише, – внезапно сказала Грейс, – это любимая песня твоей мамы.
Они прекратили работу и стали слушать передачу, состоявшую из песен и рождественских гимнов, выбранных военнослужащими.
– Слушайте! «Мы встретимся снова».
– О, я тоже люблю эту, – оживилась Салли и стала подпевать Вере Линн.
