В 19:00 am с палубы авианосца начали взлетать самолёты первой эскадрильи.
Крейсер
Штиль. Небо набухло липкой тропической влагой, потемнев. Казалось, сам старик Тихий насупился: «Опять эти беспокойные двуногие на своих жестянках устроили драку, как всегда – нашумев и намусорив».
«Пётр» резал килем океан, а тот старательно реанимировал, затягивая упрямую кильватерную царапину на своём теле.
Старпом с боцманом осматривали повреждения в носу, куда влепил свои снаряды эсминец.
– Получил «Петруша» по носопырке… – Скопин пытался, как обычно, шутить, но после исчезновения экипажа вертолёта озлобился, всё больше черня в юморе. Видно было – переживает. С Харебовым они дружили.
Он даже поспорил с Терентьевым на тему вернуться или не вернуться на поиск пропавших. Но командир, как всегда, оказался более рассудительным и, конечно, прав – керосин у «камова» давно выгорел, в том районе оперировали американские корабли, и даже если экипаж каким-то образом спасся, их наверняка взяли в плен.
– А для нас, в стратегическом отношении, это ещё и хуже, нежели их бы просто сбили, – честно выдал правду жизни Терентьев.
Версия, что вертолёт подвергся атаке, была одной из самых вероятных – экипаж не вышел на связь буквально после того, как в ту сторону умчалось потрёпанное звено «фантомов». Обозлённые американские асы могли запросто смахнуть тихохода с неба обычным пушечным огнём, а то и не пожалев девайса типа «воздух-воздух».
– Да плевать я хотел на стратегию и всё Политбюро включительно, – вспылил было старпом, но под тяжёлым взглядом командира быстро остыл.
В общем, обошлось без порывания тельника на груди и уж тем более истерик.
Один 32-килограммовый снаряд попал чуть выше клюза, рванув борт у среза, растрепав леера, тросы которых теперь свисали вниз, болтаясь и громыхая об борт.
– Действительно, якорь – того… – Боцман чуть ли не наполовину свесился с борта, разглядывая покорёженный почерневший металл и обрывок цепи, – позор на весь ТОФ.
– ТОФ, – фыкнул Скопин, – туда ещё дойти надо…
– Да ладно тебе! Ты… э-э-э… как его – максималист! Бросает тебя в крайности, то ржёшь, то мрачнее тучи.
– Повод есть, – ответил, глядя куда-то в сторону, – у меня вообще жизнь, как амплитудная линия – вверх-вниз! То колеблюсь, то выкобеливаюсь.
– Что кобель, то – да! – Мичман поднялся на ноги, отряхнул брюки и уже обратился к матросам боцкоманды: – Так! Леера обрезать нахрен… нет! Не нахрен. Вытащить наверх и уже тут. Ещё пригодятся. Пошли, поглядим, что там второй «подарочек» наворотил.
Двинули на полубак.
Второй снаряд, встряв в палубу бака, рванул в кладовой, где хранились надувные уголковые отражатели и частично приборы гидропротиводействия. Естественно, всё разметало, прежде чем аварийная партия потушила пожар…
– В общем, всё за борт! – без сожаления приказал боцман, заглянув в раззявленную после взрыва пасть люка, на оплавившееся содержимое кладовой.
Пнув едва державшуюся на остатках демпферной пружины крышку люка, мичман оглянулся на протарахтевший мимо борта «камов»:
– Слышишь, а чё там пиндосы напутали со спасением?
– Да, фарс какой-то. Совсем охренели. После всего… нагло по радио выходят, типа: хотят провести спасательные работы. Прям гибридные войны!
– Так один чёрт, все эти клёцки черномазые наши вытащили. С эсминца погорельцев я видел. Знатно наша стотридцаточка эту скорлупку в ухнарь излохматила. Опять Пономарёву лазарет забили. Но я про парашютистов? С ними-то какой затык вышел?
– С «фантома»? Те на плотики свои умостились, таблетки антиакулина в воду сунули и решили ждать своих до последнего. В «камова» стволами тыкали.
– Да ты чё!?
– У наших нашлись аргументы поскорострельней, «пригласить» их на борт.
– Слушай, а на хрен они нам вообще нужны. Корми их. Дармоедов ещё с абордажа хватает.
– Всё правильно, – возразил старпом и аргументировал: – Вдруг торг будет.
– Думаешь, и до такого дойдёт?
– Да ничего я не думаю. Всё, я на мостик. Бывай.
* * *
– Командир где?
– На «улице». На левом, – не оборачиваясь, ответил вахтенный и осведомил: – Янки «Проулер» повесили.
– «Проулер»? Это ж не ДРЛО, по-моему, – наморщил лоб Скопин.
– Разведка и РЭБ.
– Ты знаешь, какая проблема, – совершенно незаметно появился за спиной командир, – у нас справочники и ТТХ противника от 2008 года.
– Это проблема? – не понял старпом.
– А ты помнишь всё тактико-техническое по «Проулеру» на этот год? Вот сейчас наверняка пытается подловить нас и пощупать характеристики РЛС. А каковы его возможности? Да и по остальному…
– А наши эртээсники?
Терентьев лишь махнул рукой:
– Молодёжь…
– А в чём запара? Ну, перебдим, если что, слегка. Параметры в минус, не в плюс же? Я по ракетам потенциальных супостатов хорошо помню, – продолжал сдвигать брови Скопин. – «Шрайки» у них сейчас ещё должны быть откровенно слабенькими – наводятся в узком диапазоне частот. И «Гарпун» атакует с пикирования. Поздние модификации били в борт.
– С этим-то как раз таки нормально… – Терентьев слегка потомился. – Кстати, американцы опять по радио выходили. С «Проулера».
– Хотят обмена? На наших пилотяг? – тут же встрепенулся старпом. – А они у них?
– Я бы и спрашивать не стал.
Скопин на секунду вскинул горемычные брови и понимающе притих:
– Понимаю. Предложение торга уместно только с их стороны.
– Тут сложней. Пойдем, подышим, – Терентьев мотнул головой на крыло мостика, хлопнув себя по карману, где угадывалась пачка сигарет.
Вышли. Старший задымил, опять томя паузой.
– Особист цэрэушника в фарш превратил…
– Не тяни… у пиндосов есть что-то на нас?
– Да. Косвенно… но ты видишь, как они вцепились. Спроста? Я диалог-то и затеял – время думаю потянуть.
– А они… про вертушку нашу – ничего?
– Нет, – отрицательно мотнул головой Терентьев. – За своих что-то вякнули, дескать, есть желание «Кинг» прислать. Да чего-то завяли. Отмалчиваются. Говорят: «Надо ждать».
– И чего?
– Ждём.
Дождались.
Взгляд сверху
Дело раскручивалось, раскинувшись по коммуникациям на полпланеты. От выжидающего Вашингтона и дремлющей Москвы до клочков суши посреди мирового океана Пёрл-Харбора, Апры, Субик-Бея. И главных фигурантов, обозначенных для краткости цифробуквенными аббревиатурами ТG-18, ТF-12, ТАРК, ТАКР, стекающихся в километромильный квадрат концентрации внимания и действий, словно в воронку неизбежности.
