– Водолазы ещё в воде.
Корабль замер с 20-градусным креном, тонны набранной воды осадили подъём палубы к носовой оконечности – со стороны видок был, словно крейсер пригорюнился, в прямом и переносном смысле опустив нос. Вокруг растекалось жирное пятно мазута. Если ещё добавить к этому сбитую «причёску» антенн (РЛС «Восход» на фоке) и продолжавший курить сизым ют в районе ангара, да и общую покоцанность… Удручающе!
Однако вот – подали на винты. За кормой забурлило, и «Петя» сразу ожил, мягко, словно на пробу набирая ход. Кривобоко, но как персонаж «Бременских музыкантов» – «изрядно ощипанный, но не побеждённый»!
На корме лязгнул лацпорт – вытягивали буксируемую акустическую антенну. До этого были фактически слепы – подкильная ГАС, оказавшись в самом эпицентре торпедного удара, естественно, накрылась.
Терентьев, пока стояли, латались, восстанавливались, совершенно беззащитные, реально изнывал, ожидая, что вот-вот примчит ещё один «подарочек» от субмарины. Но потом понял, что если бы смогла (подлодка), уже бы припечатала.
«А значит, мы её – суку, “водопадом” ухайдокали!»
Оказалось, что как-то совсем незаметно ушёл «Орион». Видимо, докладывали, но выветрилось из головы. А вот подлёт очередного самолёта-разведчика уже принял. Эртээсники сразу «срисовали», что это уже не Р-З, а Р-2 «Нептун», затеяв с ним «игру», глуша его радиочастоты, забивая помехами РЛС.
После торпедной встряски и омовения забортной водой Терентьев словно припух, заторможенно воспринимая окружающее, соображая со скрипом. Наконец мыслительный процесс добавил ходу, побежал живее. Немного путали эти креновые углы – привычных линий мостика и полосы горизонта, словно мозг ещё не принял такого положения вещей, норовил в первую очередь выправить, подстроиться под эту несуразность. Это отвлекало.
Отвлекали рапорты и доклады. Потому что это было всё само собой разумеющееся: осушили погреба АК-130… командир БЧ-2 что-то бубнил об угле ВН «кортика» при стрельбе на траверс при таком крене… о раненых в носовом МО…
[32]
Терентьев требовал сейчас важного. Важного от Скопина. Что там ему удалось наговорить из радиорубки!
Наконец тот пришёл, пришкандыбал, приблудился, иначе и не назовёшь – по косой палубе, хватаясь за переборки, с перебинтованной головой.
– Ого. Где это тебя так?
– Спроси ещё, когда? Я же внизу был. Рядышком, а ещё когда «мир» тряхнуло, на ногах как назло оказался. Думал, голова опять лопнула, – Скопин, отдышавшись, потянулся рукой к лицу, словно смахивая пелену. – По-моему, опять повязку на глаз надевать придётся – двоится.
– Не подташнивает?
– Да не-е-е. Это не сотрясение…
– Сказал? – коротко спросил Терентьев, возвращаясь к насущному.
– Сказал.
– Удивил?
– А хрен его знает. Там такой волк сидел, которого, по-моему, ничем не удивишь.
– Однако улетели…
– Карлсон улетел, но обещал вернуться. Всё будет нормально! Нам теперь день отстоять да ночь продержаться. Нам надо на норд-вест-тень-норд. Там ТАКР и сопровождение на подхвате.
– Так чего ж ты молчишь?!
Терентьев быстро распорядился.
«Пётр», став таким медленным и неуклюжим, выписывал плавную дугу.
Крен на правый борт оголил дырку от попадания «маверика», и там виднелось копошение – латали.
На юте дымок совсем исчах – проветривали ангар, открыв лишь одну створку. Вторую заклинило. Снизу вытаскивали опаленное, закопчённое, ненужное – сбрасывали, скатывая, стаскивая по наклонной палубе в воду.
Слышался крик боцмана:
– Смотрите сами за борт не свалитесь, сукины дети!
На мостике старпом как раз щурился одним глазом на экран ТВ-системы, наблюдая через «ротан», как боцман расправляется с выведенной из строя материальной частью. Конечно, старшего мичмана предупреждали, чтобы сдуру и от рвения за борт не полетели какие-нибудь артефакты из будущего, но орудовал он лихо. Боцманской ругани, конечно же, не слышал.
– Точно пиратский! – заметил закопчённый кормовой флаг, ставший реально чёрным, и предложил: – Я вот подумал, а давай на корме все же Андреевский оставим!
Терентьев не ответил – отвлёк оператор гидроакустической станции.
– Что тут?
– Да вот, – старшина протянул наушники.
Выносной индикатор «Полинома» выдавал какие-то необычные звуки.
– Это появилось, как поворот совершили, – уточнил старшина.
Скопин тоже послушал…
Словно в шлёпанцах по лужам: «хлюп-хлюп», потом явно царапает металлически и опять «хлюп-хлюп»!
– Да это у нас! Под днищем.
– Говоришь, после перекладки? – переспросил Терентьев. – А ну, давай…
Приказал рулевому переложить руля на румб право, затем влево.
В наушниках чвякнуло, снова по железу скрежетом и «бумс».
– Всё! Сломалось! – уныло прокомментировал Скопин. – По-моему, у нас перо успокоителя качки отвалилось.
– Справа которое, – согласился старшина, – не отвалилось, но на соплях болтается.
* * *
«Яки» о себе предупредили по радио, прежде чем появиться на радаре. С командиром звена сразу обговорили позывные для взаимодействия и оперативности. Вот тут и узнали, что им, оказывается, уже давно дали погоняло – «Близнец».
Сами летуны отделались номерным обозначением, предупредив, что их звено тут минут на десять-пятнадцать, потом их сменят.
Чем не удивили – малый радиус действия Як-38 был известен и принимался как неизбежная данность.
На мостике работала «громкая», и переговоры Терентьева были доступны для всех любопытных ушей. Подскочившее настроение (после падлы-торпеды) прямо лучилось от всех вахтенных и дежурных. Палубные самолёты – это значит, что где-то неподалёку корабль-носитель. Естественно, с сопровождением. А это!!! В общем, «наши» рядом! «Свои» помогут!
– «Сотый», вы нам, если что, левый борт прикрывайте. С правого мы уж как-нибудь сами отобьёмся.
– Понял, «Близнец». За нами следом идут противолодочные «камовы» – прикроют вам… ха… днище.
Терентьев проигнорировал этот старый армейский прикол с «пробитым днищем», перекинувшись ухмылкой со старпомом
[33].
Сухо приказал наладить целеуказание самолётам через РЛС крейсера. Потому как «Яки» настолько были просты, что не имели даже РЛС.
«Вертикалки» сразу приняли по левому борту кре́йсера. Проходили строем пеленга на небольшой высоте.
