– Я могу рассказать судье правду о том, что
Снид продал свои показания за пять миллионов долларов. Все его слова – ложь.
Хэрк рассмеялся негромко, так, чтобы только
Грит его слышал, и заметил:
– Вы не можете этого сделать, Грит.
– Это почему же?
– Вы плохо соображаете. Слушайте, Грит, и
слушайте внимательно. Во-первых, вы подписали вексель наравне со всеми, поэтому
несете такую же ответственность, как и мы.
Во-вторых, и это самое важное, вы узнали о
Сниде потому, что были поверенным Мэри-Роуз, значит, обязаны молчать.
Если вы разгласите хоть какую-то информацию,
полученную в силу своих профессиональных отношений с ней, это будет означать,
что вы выдали тайну, доверенную вам клиентом.
Она подаст на вас жалобу, и вас исключат из
гильдии адвокатов. Я лишу вас лицензии, Грит, запомните.
– Вы мерзавец, Геттис. Вы украли у меня
клиента.
– Если бы ваш клиент был вами доволен, зачем
бы стал искать другого адвоката?
– Имейте в виду, я так просто не сдамся.
– Не делайте глупостей.
Грит швырнул трубку на рычаг. Хэрк несколько
секунд наслаждался произведенным эффектом, потом вернулся к работе.
Нейт не спеша ехал по городу. Пересек Потомак,
миновал мемориал Линкольна. Снежинки бились в ветровое стекло, но снежная буря
так и не разразилась. Стоя перед светофором на Пенсильвания-авеню, он посмотрел
в зеркало заднего вида и заметил здание, зажатое между дюжиной других таких же,
– дом, в котором он провел большую часть последних двадцати трех лет. Окно его
кабинета на шестом этаже было едва различимо.
Когда он въехал в Джорджтаун, ему стали
попадаться знакомые заведения – бары, кабачки, притончики, где он провел
столько долгих бессмысленных часов в компании людей, которых он уже не помнил.
Повернув по Висконсин-стрит на север, он увидел бар, в котором когда-то
подрался с однокашником по колледжу, бывшим еще более пьяным, чем он сам. Ссору
начал тот подлец. Бармен выгнал их выяснять отношения на улицу. На следующее
утро Нейт явился в суд с лицом, залепленным пластырем.
Где-то здесь было и маленькое кафе, в котором
он когда-то купил достаточное количество кокаина, чтобы убить себя.
Нарки [Агенты Федерального бюро по наркотикам
и опасным медикаментам] накрыли кафе, когда он находился на излечении. Два его
приятеля – биржевых брокера – отправились в тюрьму.
В гараже Стэффорда Нейт загрузил багажник
дополнительным количеством теплых вещей и поспешно уехал.
В кармане у него лежал чек на десять тысяч
долларов – гонорар за первый месяц. Налоговая инспекция требовала шестьдесят
тысяч в погашение задолженности. Штраф составит столько же, а то и больше.
Второй жене он задолжал около тридцати тысяч алиментов. Пока он лечился под
руководством Серхио, долги его росли.
Опись имущества в связи с признанием его
банкротом всех долгов не покрыла. Следовало признать, что его финансовое
будущее беспросветно. Младшие дети обходились ему ежемесячно в три тысячи каждый.
Старшие, если учесть плату за обучение, жилье и питание, стоили не меньше.
Деньги Филана, которые он получит, разойдутся за несколько месяцев. Процесс
рано или поздно состоится. И когда дело будет решено, Нейт предстанет перед
федеральным судьей, будет признан виновным в уклонении от уплаты налогов и
лишится лицензии.
Отец Фил наставлял его не тревожиться о
будущем. Бог сам обо всем позаботится.
И Нейт в который раз задался вопросом: не
получает ли Бог больше, чем просит?
Поскольку писать ни на чем, кроме своих
фирменных блокнотов с большим интервалом между строками и широкими полями, Нейт
не мог, он взял такой блокнот и попытался начать послание к Рейчел. У него был
адрес ВОМП в Хьюстоне. На конверте он напишет: “Конфиденциально. Передать лично
в руки”. Адресует его Рейчел Лейн и сопроводит пометкой: “Всем, кого это может
касаться”.
Ведь кто-нибудь в ВОМП знает, кто она и где
находится. Быть может, кому-нибудь даже известно, что Трой Филан был ее отцом.
И вероятно, этот кто-то уже пошевелил мозгами и догадался, что теперь она
богатая наследница.
Нейт допускал, что Рейчел может связаться с
ВОМП.
Она ведь была в Корумбе, раз приходила в
больницу. Естественно было предположить, что она позвонила в Хьюстон и сообщила
кому-нибудь о встрече с ним.
Она говорила о годовом бюджете, который
назначает ей ВОМП. Значит, у них должен быть канал связи с ней.
Нейт поставил дату и написал: “Дорогая
Рейчел…”
Около часа, созерцая огонь в камине, он искал
слова. Наконец начал абзац с описания снега. Скучает ли она по снегу, которого,
наверное, не видела с детства? Каким он был в Монтане? За окном сейчас
белым-бело.
Ему ужасно не хотелось писать, что он
действует как ее адвокат, но стоило ему перейти к делам, и писать стало легче.
Нейт как можно проще объяснил, что происходит и как продвигается дело.
Потом рассказал об отце Филе, о церкви, о
полуподвале.
О том, что изучает Библию и это ему очень
нравится. О том, что молится за нее.
Письмо заняло три страницы, и Нейт ужасно
собой гордился. Дважды перечитав его, он решил, что его можно отправить. Если
оно каким-нибудь образом дойдет до Рейчел, она, несомненно, будет читать его
много раз, не обращая ни малейшего внимания на стилистические погрешности.
Нейт мечтал увидеть ее снова.
Глава 42
Одной из причин медленного прогресса в
перестройке церковного полуподвала было то, что по утрам отец Фил любил
подольше поспать.
Лора говорила, что по будням уходит из дома в
детский садик в восемь утра и чаще всего оставляет пастора мирно почивающим под
ворохом одеял. “Я сова, – объяснял Фил, оправдываясь, – и люблю по ночам
смотреть старые черно-белые фильмы”.
Поэтому, когда в пятницу он позвонил в
полвосьмого утра, Нейт очень удивился.
– Вы видели “Пост”? – спросил Фил.
– Я не читаю газет, – ответил Нейт. Он
покончил с этой привычкой, когда лежал в клинике.
Пастор, напротив, прочитывал ежедневно пять
газет.
Они были для него прекрасным источником тем
для проповедей.
– Думаю, сегодня вам стоит в них заглянуть, –
сказал он.
– Зачем?
