— Ах, если бы он не так много медлил до сих пор, — живо заметила королева, — мы не оказались бы теперь в таком тяжелом, безвыходном положении! Еще если бы Габленц со своими войсками не был отсюда отпущен! Поверь мне, — убедительно проговорила она, — мы вовлечены в это несчастье исключительно двойственностью Платена.
Король мрачно смотрел перед собой.
— Во всяком случае, теперь ничем не поправишь дела, — сказал он. — Нам остается только действовать. Я нынче же ночью вместе с Эрнестом отправляюсь в армию, которую намерен созвать всю на юге королевства, с тем, чтобы при первой возможности соединиться с южными войсками.
— А мы куда отправимся? — боязливо спросила королева.
Король обеими руками нежно обнял ее за голову, поцеловал в лоб и сказал чрезвычайно ласковым, но в то же время решительным тоном:
— Ты и принцессы — вы останетесь здесь!
— Здесь?! — с ужасом повторила королева, в волнении отступая шаг назад и устремляя на мужа испуганный взгляд. — Здесь? Во время неприятельской оккупации? Никогда! Ты, верно, несерьезно говоришь.
— Совершенно серьезно, — возразил король, — ты, мой ангел‑королева, при спокойном размышлении вполне поймешь мои причины: я в этом убежден.
Королева вопросительно на него посмотрела и слегка покачала головой.
— Я хочу, — продолжал король, — избавить страну от ужасов войны, а войско от бесполезного кровопролития, поэтому стягиваю его на юг, где ему придется действовать не одному, а вместе со всей южногерманской армией. Место мое и кронпринца — посреди войска. Но я не могу избавить страну и семейства моих подданных от притеснений, страданий и горестей, связанных с неприятельской оккупацией. Мои подданные должны пустить в свое отечество солдат неприятеля, которые поселятся в их домах, между тем как их сыновья будут драться на поле сражения. Я с моим сыном разделю судьбу моей армии, — а ты, королева, с дочерями разделишь судьбу страны — это наша королевская обязанность. Ни в одной ганноверской семье не должно говориться, что королевская фамилия поступает иначе, чем ее подданные. Мы связаны со страной тысячелетними преданиями, мы плоть от ее плоти и кровь от ее крови. Неужели ты допустила бы говорить о себе, что королева пребывает в безопасности, вдали от страны, которую постигло великое испытание?
Его рука искала руку супруги, а голова обратилась в ту сторону, где слышался легкий шорох ее платья.
Королева стояла со сложенными руками. Глаза ее, устремленные на мужа, утратили всякое выражение страха и сияли влажным блеском.
Когда король окончил говорить, она схватила его протянутую руку, опустила голову на его плечо и нежно к нему прижалась.
— Ты прав! — воскликнула она. — Прав, как всегда. Твоя великая и благородная душа всегда умеет увидеть то, что честно и справедливо. Да, мой король и супруг, я останусь здесь, вдали от тебя, но тесно связанная с тобой нашею любовью и долгом перед страной.
— Я знал, что ты одобришь мое решение, — спокойно и дружески проговорил король. — Моя королева не может думать и чувствовать не заодно со мной.
Супруги горячо обнялись. Королева плакала, склонив голову на могучую грудь государя, а он нежно гладил ее голову.
Цветы благоухали, фонтаны под окнами журчали, птицы щебетали на деревьях — вся природа дышала миром и счастьем.
Но где‑то вдали от этого солнечного света и внешнего благоухания собирались грозные тучи, которые должны были мгновенно и навсегда погасить луч спокойного счастья королевской семьи.
У дверей раздался стук.
Король тихонько отстранил от себя супругу.
— Министры ожидают приказаний Вашего Величества, — доложил вошедший камердинер.
— Теперь, — ласково сказал король супруге, — предоставь мне с министрами выполнить то, что нам предстоит. После я увижусь с тобой.
— Да снизойдет на тебя благословение Божие! — из глубины души вырвалось у королевы.
— Тяжелые времена настали, любезный Лекс, — дружески заметила она тайному советнику, который низко перед ней преклонился, — дай бог, чтоб они благополучно миновали!
И она медленно вышла из кабинета.
Министры вошли и стали размещаться вокруг стола.
Кроме графа Платена, Бакмейстера и генерала фон Брандиса, здесь присутствовал обер‑гофмаршал фон Малортие, старик с короткими, седыми волосами и морщинистым, постоянно недовольным лицом. Его собственная фигура, облаченная в наглухо застегнутый фрак и черный галстук, делала его гораздо более похожим на канцелярского служителя, страдающего болью в желудке, нежели на остроумного автора книги «Гофмаршал, каким он должен быть», которая пользуется большим авторитетом при всех дворах.
За ним следовал министр юстиции Леонгардт, знаменитый законовед, человек с виду чрезвычайно простой, с редкими, гладко причесанными волосами и в серебряных очках, за которыми скрывались выразительные, оживленные и чрезвычайно проницательные глаза. После них шли: министр народного просвещения, белокурый, еще молодой человек, бывший дипломат и посланник в Гааге, и еще тоже молодой министр финансов Дитрихс, которого граф Платен рекомендовал было в секретари к одному министру с весьма аристократической фамилией, но король на это предложение отвечал: «Если он способен работать за министра, то пусть сам будет министром»!
Все эти господа вошли в кабинет короля в глубоком молчании.
Когда они заняли места, Георг V сказал:
— Господа министры! Его Величество король прусский сделал мне через своего посланника предложение вступить с ним в новый союз, после того как будет расторгнут старый Германский союз. Вам известны события во Франкфурте‑на‑Майне. Я до сих пор не считал расторжение Германского союза возможным, несмотря на заявления прусского посланника. К сожалению, я должен ныне признать союз фактически расторгнутым. Повторяю еще раз перед вами всеми, что я считал себя вправе и был готов сохранить нейтралитет в войне, которая, к великому горю Германии, готовится между Австрией и Пруссией. Но Его Величество король прусский не этого от нас требует. Граф Платен, прошу вас, прочтите ноту князя Изенбурга.
Граф Платен медленно прочел прусскую ноту.
— Я полагаю, господа, что вам известна сущность предлагаемых Пруссией реформ, на основании которых я должен принять участие в союзе?
Министры отвечали утвердительно.
— Я принужден был бы также, — продолжал король, — отказаться от командования моей армией — той армией, которая дралась под Минденом, в Италии, при Ватерлоо. И эта армия должна была бы присоединиться к войску, выступающему против Австрии, и действовать заодно с ним. Перед лицом Бога, моей совести и присяги, данной мной стране, обращаюсь к вам, господа министры, с вопросом: могу ли я принять подобное предложение? Могу ли я сделать это в качестве защитника моего королевства? Дают ли мне на это право законы страны? Отвечайте сначала вы, граф Платен, как министр иностранных дел.
