— Сию минуту отправляется поезд в Кельн! — сказал кондуктор, проходя мимо него.
— Наконец! — весело вздохнул Бекманн, и скоро его уносил шипящий и свистящий локомотив.
Глава двенадцатая
Король Георг V прибыл в Геттинген рано утром 16 июня, и в великом изумлении и не меньшем смятении узнали жители, еще накануне не подозревавшие важности настоящего момента, что война объявлена, что король в гостинице «Короны» и что армию стягивают к Геттингену.
Никогда еще город старой Георгии‑Августы не видывал в своих стенах такой пестрой и шумной жизни.
Безостановочно проходили городскими воротами или со станции железных дорог новые отряды и располагались частью в городе, частью в окрестных деревнях.
Солдаты украшали свои каски дубовыми ветками, весело гарцуя, выступали статные кони кавалерии, громко звеня, катились по мостовой батареи, со всех сторон неслись веселые песни.
Перед гостиницей «Короны» кипела деятельная жизнь. Ординарцы из красных гусар стояли наготове в ожидании приказаний, адъютанты приезжали и уезжали, лакеи суетливо двигались взад и вперед, группы горожан тихо, озабоченно перешептывались и с любопытством поглядывали на средние окна комнат первого этажа, в которых поместился король.
Когда же прибывал новый полк и, проходя перед гостиницей, гремел звуками «God save the king!»
[74] — наверху отворялось окно, и в нем показывался король в генеральском мундире и походном кепи, серьезно и приветливо кланяясь войскам, знамена которых склонялись перед царственным главнокомандующим. Торжественно и шумно гремело староганноверское «ура!», так что окна звенели, а сердце короля радостно замирало, потому что чувствовалось, что эти крики вырывались из‑под самого сердца и что солдаты, приветствуя ими своего государя, радостно пролили бы свою кровь в его защиту.
Около девяти часов появился университетский совет, предводительствуемый проректором, знаменитым профессором государственного права Захарией, и почти священнически темная одежда представителей науки смешалась с пестрыми блестящими мундирами и придала новую прелесть оживленной и разнообразной картине.
Король принял профессоров, поработал с генералом Гебзером, которого назначил командующим армией, и наконец остался один в своей комнате.
Лицо его было бледно и утомлено тревогами предшествовавшего дня и бессонной ночи, но глаза светились высоким мужеством и непреклонной решимостью.
Камердинер отворил двери и доложил о кронпринце.
Приветливо улыбаясь, король протянул сыну руку, которую тот почтительно поцеловал.
— Спал ли ты? — спросил король.
— Мало, — отвечал принц, лицо которого под впечатлением шумного движения вокруг немного более обыкновенного оживилось. — Я говорил со многими офицерами из выступающих в поход полков.
— Превосходный дух в армии, не правда ли? — сказал глубоко тронутый король. — Меня несказанно радует сознание, что я стою во главе такого войска.
— Да, — согласился принц нерешительно, — дух превосходен, но…
— Что такое? — настороженно и напряженно спросил король. — Разве ты что‑нибудь заметил, что идет вразрез этому духу?
— Дух превосходен, папа, — отвечал кронпринц медленно и немного запинаясь, как будто не находя подходящих слов, — но… но нет полного доверия к начальникам!
— Как нет доверия? — изумился король, вскакивая с места. — В начале похода — да ведь это ужасно!
Он помолчал.
— Уверен ли ты в этом? — спросил он немного погодя. — Кто это тебе сказал?
— Многие офицеры, — отвечал принц, — из генерального штаба, адъютанты, и меня настоятельно просили передать это тебе.
— В самом деле? И к кому же именно нет доверия? Называли имена?
— Да, — сказал принц, — например, генерала Гебзера считают недостаточно энергичным для командования в поле, кроме того, он не пользуется популярностью. Чиршница находят слишком старым для военных передряг и слишком втянувшимся в бумажную бюрократическую службу…
Быстрым движением король схватился за стоявший на столе, под рукою, колокольчик и сильно позвонил.
— Дежурного флигель‑адъютанта! — приказал он вошедшему камердинеру.
Тотчас вошел флигель‑адъютант граф Ведель.
— Любезный Ведель, — обратился к нему король, — кронпринц только что сообщил мне, что между офицерством и войсками нет надлежащего доверия к генералу Гебзеру, которому я решил передать командование армией, и что и генерал‑адъютант не пользуется необходимым авторитетом. Момент серьезен: скажите мне как офицер и как флигель‑адъютант, по долгу и совести, что вы об этом знаете?
Граф Ведель, красивый, рослый юноша, с короткими, черными волосами, направил свои большие темные глаза честно и откровенно на короля и отвечал твердым, звонким голосом:
— Все, что его высочество сообщил Вашему Величеству, насколько мне известно из моих личных наблюдений, есть совершенная правда!
Король просидел несколько минут в раздумье.
— И вы это слышали от людей серьезных и способных? — допытывался он.
— От офицеров генерального штаба, — отвечал граф Ведель, — и многих других начальников, с которыми мне приходилось беседовать.
— Кого же они считают способным командовать армией?
— Генерал‑адъютанта Ареншильда, — отвечал граф Ведель, не задумываясь.
— Благодарю вас, — сказал серьезно король, — попросите ко мне графа Платена и генерала Брандиса.
Граф Ведель вышел.
— Плохо, очень плохо! — произнес печально король. — Армия без доверия к предводителям — наполовину разбита, хорошо еще, что я узнал об этом вовремя…
Кронпринц подошел к окну и смотрел на пестрые группы на улице.
Вошли оба министра.
Генерал Брандис — улыбаясь и спокойно, как всегда, граф Платен — бледный и взволнованный.
— Господа, — сказал король, — я слышу, что личности избранных мною командиров не пользуются полным доверием войск.
Он замолчал.
— Совершенно справедливо, к сожалению, я сам слышу это со всех сторон, Ваше Величество, — вымолвил граф Платен.
— А вы, генерал Брандис?
— Ваше Величество, — начал генерал своим спокойным голосом, — я тоже слышал много подобных отзывов, но если верить всяким слухам, возникающим в такую тревожную пору, то пришлось бы часто менять распоряжения. Главное, по‑моему, чтобы распоряжались хорошо и быстро двигались вперед.
— Я сам не придаю большого значения тому, что говорят в городе, — сказал король, — но это обстоятельство кажется мне слишком серьезным, и я в самом деле не хотел бы, чтобы армия выступила в поход без доверия к своим предводителям!
