— Конечно, Ваше Величество, дело серьезное, — отозвался Платен. — Мне тяжело высказывать мнение по военному делу, в котором я мало смыслю, и Вашему Величеству известно, что я стою вне влияний каких бы то ни было партий…
Генерал Брандис слегка усмехнулся.
— Но настоящий случай такого рода, — продолжал Платен, — что нельзя не принять в расчет общественного настроения.
— Вам не называли Ареншильда?
— Его все хотят, Ваше Величество! — отвечал граф Платен.
Генерал Брандис молчал.
— Я мало знаю Ареншильда, — вслух раздумывал король. — Что вы о нем думаете, генерал Брандис?
— Ареншильд способный генерал и безукоризненно честная личность! — отвечал военный министр.
— Считаете вы его способным командовать армией? — спросил король.
— Ваше Величество, проба генерала — успех. Я старый боевой солдат и берусь судить о солдатах только в поле.
Король подпер голову рукой и долго сидел молча.
Наконец он встал и заговорил торжественно:
— Вопрос идет о будущем моего дома и моего королевства, я жертвую всеми личными желаниями и соображениями, когда на очереди такие крупные интересы. Я никогда не простил бы себе, если б успех был подорван ошибкой; времени нельзя терять — надо решать безотлагательно. Бедный Чиршниц, — сказал он тихо, покачав головой, — какой тяжелый для него удар! Но кого же выбрать в генерал‑адъютанты? — спросил он себя.
— Называют полковника Даммерса, папа, — подсказал кронпринц, снова подходя к отцу.
— Полковника Даммерса? — переспросил король.
— Способный и энергичный офицер, — отозвался Брандис, — человек деятельный и решительный!
— Я беседовал с ним, — сказал граф Платен, — и нашел в нем очень умного и просвещенного человека. Я изложил ему политическую программу последнего времени, и он вполне признал ее основательность. Думается…
— Он здесь? — перебил король.
— Должен быть, — отвечал кронпринц.
Король позвонил.
— Я прошу к себе генерала Гебзера и генерал‑адъютанта Чиршница, — сказал он со вздохом.
Оба генерала вошли.
Генерал Гебзер был высок и статен, лицо его дышало смелостью, взгляд был оживлен, а усы и волосы покрывала легкая седина. Генерал‑адъютант Чиршниц держал какие‑то бумаги в руке.
— Любезный генерал Гебзер, и вы, Чиршниц! — произнес король дрожащим голосом. — Мне предстоит говорить с вами серьезно и потребовать от вас нового доказательства вашего патриотизма и вашей преданности мне и моему дому.
Генерал Гебзер посмотрел на короля прямо и смело, Чиршниц удивленно вскинул брови, как будто не понимал, каких еще доказательств преданности можно от него ожидать.
— В часы, подобные настоящему, — продолжал король, — необходимо откровенное, честное слово. Я слышу, что армия произведенное мной назначение командующим вас, генерал Гебзерг, приняла не с тем радостным сочувствием, которого оно заслуживало бы, и что в рядах солдат ходит другое, более популярное имя. Я слышу еще, — продолжал он, — что повсюду высказывают опасение, что вам, любезный мой Чиршниц, по вашим преклонным летам, могут оказаться не по силам тяжелые испытания похода и что вследствие этого может произойти перерыв в служебных делах, а это может повлечь за собой пагубные последствия во время кампании. Господа, — произнес он тише и наклоняя вперед голову, как бы желая высмотреть сквозь завесу глаз своих впечатление, которое произведут его слова, — вы знаете, что я всегда готов как самого себя, так и свои личные соображения принести в жертву делу моего государства. Я знаю, вы думаете так же, как я, и я могу ждать от ваших преданных сердец такой же жертвы. Я, ваш король, высоко чтущий ваши заслуги и ваш образ мыслей, прошу вас принести эту жертву.
Король замолчал. Тяжелый вздох вырвался из его груди.
Генерал Гебзер высоко поднял голову, и горькая усмешка на мгновение передернула его губы. Бледный, но не задумавшись ни на секунду, он сделал шаг к королю и сказал громко и твердо:
— Долг мой, Ваше Величество, предписывал мне по приказанию моего венчанного повелителя вести армию против врага и обнажить шпагу на защиту отечества. Долг мой также передать эту обязанность тому, кого Ваше Величество найдет более достойным. Благодарю Ваше Величество за оказанное мне доверие…
— Которое ни на миг не поколебалось! — поспешил вставить король.
— И надеюсь, — продолжал генерал, — что тот, кто меня заменит, будет служить отечеству и Вашему Величеству с тем же рвением, с той же преданностью… Я знаю, что так и будет, — прибавил он, — так как речь о ганноверском офицере!
Король молча подал ему руку, и твердым шагом, не взглянув на кронпринца и министра, генерал вышел из комнаты.
Чиршниц в глубоком волнении кусал свои седые усы, слезы блестели на его ресницах.
— Ваше Величество, — заговорил он медленно и негромко, — теперь не время и не место исследовать причины дружеского участия, которое так заботливо старается оградить мою старость от тягостей похода. Мне же ничего больше не остается, как просить Ваше Величество уволить меня от обязанностей генерал‑адъютанта. Вашему Величеству известно, что я уже просил об этом увольнении и что я охотно удалюсь на покой, но сердцу старого солдата больно, что это увольнение должно состояться именно теперь, когда армия идет на врага! Может быть, это воспоминание, — и он указал на медаль за Ватерлоо на своей груди, — дало бы мне, при всей моей старости, силы вынести все тяготы похода, но, впрочем, закон природы требует, чтобы старые уступали место молодым. Я прошу Ваше Величество сохранить о вашем старом слуге милостивое воспоминание…
Грубый солдатский голос старого ветерана изменил ему.
Король бросился к нему.
— Мы не прощаемся, милый Чиршниц! — сказал он взволнованно. — Мы свидимся скоро после этого тяжелого испытания, и вы еще долго будете не оставлять меня своим высокочтимым советом!
И он прижал старика к груди.
— Примите назначение в генералы от инфантерии — как доказательство моей признательности и моего сочувствия, прибавил он тихо и ласково.
Генерал молча поклонился.
— Ваше Величество позволит мне вернуться в Ганновер? — спросил он. — Старому инвалиду нечего бояться неприятелей, — прибавил он с горечью.
— Поезжайте, любезный генерал, королева будет очень рада совету преданного слуги.
Кронпринц подошел и приветливо сказал:
— Я попрошу вас поклониться от меня маме!
— Прощайте, ваше королевское высочество, — отвечал генерал. — Вы видите уходящим старого слугу вашего деда и отца — так уходит и все старое время. Дай Боже будущему новых людей — но прежнюю верность!
И старый генерал ушел.
