— Не «С», а «В» с минусом, — парировал Кофи.
— Старайтесь подружиться с нашими афроамериканскими братьями и сестрами — в духе подлинного панафриканизма. Но блюдите и связь с собратьями-африканцами, это поможет вам владеть полной картиной. Всегда посещайте собрания ААС, но, если очень надо, можете попробовать и Союз черных студентов. Заметьте, что в целом афроамериканцы состоят в Союзе черных студентов, а африканцы посещают Ассоциацию африканских студентов. Точки пересечения есть, но их немного. Африканцам, посещающим СЧС, не хватает уверенности в себе, они торопятся сказать: «Я родом из Кении», пусть даже Кения из них прет, не успеют они и рта открыть. Афроамериканцы, посещающие наши собрания, сочиняют стихи про Маму Африку и считают любую африканку царицей нубийской. Если афроамериканец называет вас мандинго
[104] или гузочёсом, он оскорбляет вас как африканца. Кое-кто станет донимать вас дурацкими вопросами об Африке, но с прочими связь установится. Вы обнаружите к тому же, что проще дружить с другими иностранцами — с корейцами, индийцами, бразильцами, с кем угодно, чем с американцами, хоть белыми, хоть черными. Многие иностранцы постигли боль получения американской визы, и это славное начало для дружбы.
Смеху прибавилось, Мвомбеки и сам хохотал громко, будто впервые слышит собственные шутки.
Позже, после собрания, Ифемелу подумала о Дике — куда он подастся в колледже, в ААС или в СЧС, и кем его сочтут — американо-африканцем или афроамериканцем. Ему предстоит выбирать, кем быть, — или же скорее за него выберут, кто он есть.
* * *
Ифемелу считала, что собеседование в ресторане, где работала Дороти, прошло гладко. Вакансия администратора в зале: Ифемелу облачилась в нарядную блузку, улыбалась радушно, руки жала крепко. Управляющая — хохотушка, переполненная с виду неуправляемым счастьем, — сказала ей:
— Великолепно! Чудесно поговорили! Я с вами вскоре свяжусь! — И потому, когда в тот вечер зазвонил телефон, Ифемелу схватила трубку, надеясь, что это приглашение на работу.
— Ифем, кеду? — сказала тетя Уджу.
Тетя Уджу звонила, чтобы спросить, нашла ли Ифемелу работу, слишком часто.
— Тетя, я тебе первой позвоню, когда найду, — сказала Ифемелу в последнем разговоре, вчера, и вот тетя Уджу звонит опять.
— Нормально, — сказала Ифемелу и уже собралась добавить: «Пока ничего не нашла», как тетя Уджу продолжила:
— С Дике случилось нехорошее.
— Что? — переспросила Ифемелу.
— Мисс Браун сказала мне, что видела его в чулане с девочкой. Девочка — третьеклассница. Судя по всему, они друг другу причинные места показывали.
Возникла пауза.
— И все? — уточнила Ифемелу.
— В каком смысле — «и все»? Ему еще семи лет нету! Это еще что такое? Я ради этого в Америку ехала, что ли?
— Мы, кстати, читали об этом на занятиях недавно. Нормально это. Детям с раннего возраста любопытно всякое такое, но они толком ничего не понимают.
— Нормально, ква? Вовсе это не нормально.
— Тетя, мы все в детстве были любопытные.
— Но не в семь же лет! Туфиаква!
[105] Где он такого понабрался? Это все детсад, куда он ходит. Как Альма ушла и он начал у мисс Браун, он изменился. Ох уж эти дети без воспитания, он от них всякую дрянь цепляет. Я решила переехать в Массачусетс в конце этого семестра.
— А, а!
— Закончу ординатуру там, Дике пойдет в школу получше — и к нянькам получше. Бартоломью переезжает из Бостона в маленький город, Уоррингтон, свое дело затеет, для нас обоих новое начало. Там младшая школа очень хорошая. И местному врачу напарник нужен, у него практика расширяется. Я с ним поговорила, он заинтересован в моем приезде, когда я тут все закончу.
— Ты уезжаешь из Нью-Йорка в Массачусетс жить в деревне? Разве можно вот так ординатуру бросать?
— Конечно. У меня подруга есть, Ольга, она из России. Тоже уезжает, но ей придется год по второму разу пройти, по новой программе. Хочет в дерматологию, а большинство наших пациентов черные, и она сказала, что кожные болезни выглядят на черной коже иначе, она уверена, что не будет вести практику в черных районах, и потому хочет переехать туда, где пациенты белые. Я ее не виню. Что верно, то верно: моя программа — выше уровнем, но иногда возможность устроиться лучше в городах помельче. Кроме того, я не хочу, чтобы Бартоломью решил, будто у меня несерьезные намерения. Я не молодею. Хочу уже попробовать.
— Ты и впрямь за него замуж собралась.
Тетя Уджу отозвалась с деланым отчаянием:
— Ифем, мне казалось, мы уже эту стадию миновали. Когда я перееду, сходим в суд и поженимся, чтобы он мог выступать законным родителем Дике.
Ифемелу услышала «пип-пип» входящего звонка.
— Тетя, я тебе перезвоню, — сказала она и переключилась на другую линию, не дожидаясь ответа тети Уджу. Звонила управляющая из ресторана.
— Увы, Нгози, — сказала она, — мы решили нанять более квалифицированного человека. Удачи!
Ифемелу положила телефон и подумала о маме — как часто она винила дьявола. «Дьявол — лжец. Дьявол желает строить нам препоны». Ифемелу уставилась на телефонный аппарат, перевела взгляд на счета на столе, и грудь ей сдавило — туго, удушливо.
Глава 15
Мужчина оказался низеньким, тело — комок мышц, волосы редеющие, выбеленные солнцем. Открыв дверь, он оглядел ее с головы до пят, безжалостно смерил взглядом, а затем улыбнулся и произнес:
— Заходите. Кабинет у меня в подвале. — У Ифемелу побежали мурашки, сделалось неуютно. Было в этом тонкогубом лице нечто испорченное — вид человека, не чуждого корысти. — Я не на шутку занятой малый, — сказал он, жестом приглашая ее присесть на стул посреди тесного кабинета, слегка попахивавшего сыростью.
— Я так и поняла — по объявлению, — сказала Ифемелу. «Личная помощница для занятого спортивного тренера в Ардморе, требования — общительность, способность налаживать контакт».
Она уселась на стул — точнее, примостилась на самом краешке, внезапно прикинув, что, прочитав объявление в «Городской газете», оказалась одна с посторонним мужчиной в подвале неведомого дома посреди Америки. Руки — глубоко в карманах джинсов, он прогуливался взад-вперед мелкими быстрыми шажками, рассказывал, какой высокий на него, тренера по теннису, спрос, а Ифемелу думала, что он того и гляди споткнется о стопки спортивных журналов на полу. Ее укачало от одного взгляда на него. Говорил он — и двигался — очень быстро, выражение лица зловеще бдительное: глаза нараспашку, он слишком подолгу не моргал.
