— Не правда ли, удивительное зрелище? Взгляните на мои великие деянья, владыки всех времен, всех стран и всех морей! Кругом нет ничего…
[19] — и так далее.
— Впору продавать у входа билеты, — ответил Спенсер, силясь разглядеть в доме хоть одну сову, — наверняка никто из прохожих не отказался бы на это взглянуть.
— Ваша правда, мистер Спенсер, только кто же их пустит! — Голос принадлежал не калеке: слова прозвучали не снизу, где тот сидел, к тому же говоривший не растягивал гласные, как принято в Эссексе. Нет, это была женщина, причем явно из Лондона. Спенсер узнал бы ее голос где угодно; он обернулся, чувствуя, что краснеет, но ничего не мог с этим поделать.
— Марта. Вы здесь.
— Да и вы здесь, как я погляжу, и даже успели познакомиться с моим добрым другом! — Марта улыбнулась и пожала нищему руку. Тот ответил на приветствие, потряс набитой монетками шляпой:
— Здесь хватит на ногу-другую! — И, махнув на прощанье, покатил домой.
— Нет там никаких сов. Он это говорит, чтобы порадовать туристов.
— Что ж, меня ему порадовать удалось.
— Все-то вас радует!
На Марте было синее пальто, а на плече висела кожаная сумка, из которой торчали павлиньи перья. В левой руке она держала журнал в белой обложке, на которой Спенсер прочитал набранное изящным черным шрифтом название: «Журнал социально-промышленных вопросов для английских женщин». Стараясь казаться галантным, Спенсер ответил:
— Что ж, я и правда очень рад вас видеть.
Но Марту любезностями было не пронять. Она приподняла бровь, свернула журнал в трубочку и хлопнула Спенсера по руке:
— Да полно вам. Пойдемте же к Коре, ей будет очень приятно, что вы приехали. Чертенок с вами?
— Он читает статью о параличе и о том, как с ним бороться, так что присоединится к нам позже.
— Вот и хорошо: мне надо с вами поговорить, а в присутствии этого человека совершенно невозможно говорить серьезно. Как доехали?
— Чей-то ребенок рыдал от Ливерпуль-стрит до самого Челмсфорда и замолчал лишь тогда, когда Гаррет сказал, что сейчас из него выльется вся вода, он скукожится и к Мэннингтри отдаст Богу душу.
Марта постаралась подавить смешок.
— Понятия не имею, как вы с Корой его терпите. Это ваша гостиница? — Она окинула взглядом белесый фасад «Георга» и подвесные кашпо. — Мы остановились в «Красном льве», это чуть дальше, я не думала, что мы задержимся здесь так надолго, но Фрэнсис привязался к хозяину, так что последнее время у нас затишье. Мальчик увлекся перьями. Можно подумать, он решил себе сделать крылья, хотя ангелом его не назовешь.
— А как себя чувствует Кора?
— Я никогда еще не видела ее такой счастливой, хотя иногда она вспоминает, что ей положено скорбеть, надевает черное платье и садится у окна — хоть сейчас пиши с нее неутешную вдову.
Они прошли мимо цветочницы, которая уже собиралась закрывать киоск и распродавала нарциссы по пенни за охапку. Спенсер порылся в карманах, выудил последние две монетки, сунул цветочнице, забрал у нее все, что оставалось, и, сжимая дюжину желтых букетов, сказал Марте:
— Принесем Коре весну. Наполним ее комнаты цветами, и она забудет все печали. — Испугавшись, что сболтнул лишнее, Спенсер бросил быстрый взгляд на свою спутницу. Быть может, следовало соблюдать приличия, которые траур диктует добропорядочной женщине?
Но Марта ответила с улыбкой:
— И за это Кора тоже будет вам благодарна. Она месяц ходила, все высматривала приметы весны и возвращалась грязной и злой. А потом весна взяла и настала за один день, ровно в полдень, точно по вызову.
— Удалось ли ей найти в Эссексе ископаемые? В газетах писали, будто бы этой зимой на побережье в Норфолке после шторма обнаружили какой-то новый вид. Я иногда думаю, что мы, сами того не подозревая, ходим по чьим-то останкам и весь мир — огромное кладбище. — Спенсер, нечасто осмеливавшийся рассуждать вслух, зарделся и приготовился выслушать в ответ привычную колкость, но Марта ответила только:
— Вроде бы нашла пару магнетитов, но и только. Теперь вся надежда на здешнего змея. Ну вот мы и пришли.
Спенсер заметил поодаль фахверк с железной вывеской, на которой красовался стоящий на задних лапах красный лев.
— Здешнего змея? — переспросил Спенсер и взглянул себе под ноги, словно ожидал увидеть на тротуаре гадюку.
— Она ни о чем другом не говорит — разве она не писала Чертенку? Среди местных деревенских дурачков ходит легенда о крылатом змее, который будто бы выбирается из реки и держит в страхе побережье. Кора вбила себе в голову, что это может быть какой-нибудь динозавр, — говорят, будто бы некоторые из них уцелели. Вы когда-нибудь слышали подобное?
Сквозь толстое крапчатое стекло двери гостиницы был виден огонь в камине. Густо пахло пролитым пивом и жареным мясом.
— А чего еще ждать от бедных поселян, которые не умеют ни читать, ни писать? — Презрение уроженки Лондона к провинциалам распространялось и на шпиль церкви Святого Николая, и на ничтожное землетрясение, и на гостиницу «Красный лев» со всеми постояльцами. — Но Кора если что забрала себе в голову, так уж не отступится, твердит день и ночь, что это, скорее всего, живое ископаемое, — она вам сама расскажет, как они называются, я вечно забываю, — и намерена его отыскать.
— Гаррет всегда говорит, что она не успокоится, пока ее имя не увековечат на стене Британского музея, — ответил Спенсер. — И я не удивлюсь, если в один прекрасный день так и будет.
Услышав имя доктора, Марта фыркнула и толкнула дверь:
— Поднимайтесь к нам и поздоровайтесь с Фрэнсисом. Он вас вспомнит и не будет против.
* * *
Люк пришел поздно: пытался смастерить из папье-маше модель позвоночника. Друзья его в утыканной перьями одежде сидели на вытертом ковре, Марта у окна листала журнал и смотрела, как Фрэнсис молча продевал чаячьи и вороньи перья в пальто Спенсера, так что тот становился похож на ангела, обескураженного своим падением. Кора отделалась сравнительно легко: сзади из платья у нее торчали павлиньи перья, а плечи усеяло содержимое подушки. Прихода Чертенка никто не заметил, так что тот вышел и вошел снова, громко хлопнув дверью.
— Что здесь творится? Я попал в сумасшедший дом? Где тогда мои крылья? Или я обречен слоняться по земле? Кора, я принес вам книги. Спенсер, налей мне выпить. В чем у тебя пальто?
Кора вскрикнула от удовольствия, вскочила, взяла вновь прибывшего за плечи и расцеловала в обе щеки:
— Наконец-то вы пришли! Ба, да вы подросли на целых полдюйма, — ах нет, простите, я не хотела вас обидеть. Между прочим, вы опоздали! Фрэнки, поздоровайся с Люком — как видите, у Фрэнсиса новое увлечение, ну а нам остается только терпеть, — помнишь его?
