Книга Змей в Эссексе, страница 51. Автор книги Сара Перри

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Змей в Эссексе»

Cтраница 51

Наконец пришел и Чарльз Эмброуз в яркой новой шелковой рубашке и, взяв хозяйку за плечи, проговорил разочарованно:

— Я-то думал, вы будете вся в цветах, что за унылый у вас вид! — Но посмотрел на Кору с восхищением.

— Зато вы нарядились так, что лучшего и желать нельзя, — парировала она, чмокнула Чарльза в пухлую щеку и потрогала длинную бахрому на шали Кэтрин («Вот увидите, я ее у вас украду!»).

«Она пополнела», — заметил Чарльз без всякого упрека, глядя, как Кора идет мимо низких столиков со столовым серебром. Наконец пришел Люк с вянущей желтой примулой в петлице и напомаженными волосами, и Кора с гордостью представила его гостям: «А это Чертенок, вы с ним уже знакомы!»

— Я хочу вам кое-что подарить, — сказал Люк Коре, — я хранил это много лет и вот решил вручить вам — почему бы нет?

Он протянул ей коробочку, небрежно завернутую в белую бумагу, точно ему было все равно, понравится ей подарок или нет. Кора открыла коробочку, Кэтрин увидела рамочку с миниатюрным веером за стеклом и изумилась: с какой стати мужчине взбрело в голову вышивать разноцветными нитками по шелку?

Марта в зеленом платье выглядела так, словно родилась и выросла в деревне, а уж когда внесла двух лоснящихся каплунов, украшенных веточками чабреца, и хлеб в виде кукурузного початка, впечатление лишь усилилось. Подавали также утиные яйца и окорок, утыканный гвоздикой, порезанные и посыпанные мятой помидоры и картофель величиной с жемчужину. Джоанна ходила за Мартой по пятам на кухню и обратно, умоляла разрешить ей помочь, и ей позволили порезать спиралью лимон, чтобы украсить лосося. Стол был убран цветами лаванды, и они, придавленные тяжелыми блюдами, источали сладкий аромат. Чарльз Эмброуз привез из Лондона хорошего красного вина и, откупорив третью бутылку и выстроив в ряд хрустальные бокалы, влажным пальцем сыграл на них мелодию. Марта с Джоанной, лежа на животе на шерстяном ковре, с серьезным видом изучали документы, строили планы и посасывали кусочки льда, а Фрэнсис свернулся калачиком на кушетке возле окна, подтянул колени к груди и наизусть твердил последовательность Фибоначчи.

Больше всего Уиллу хотелось отвести Кору в сторонку, сесть рядышком и рассказать обо всем, что накопилось за эти недели: как он обнаружил в бумагах стихотворение, которое написал в детстве, и сжег его, а потом пожалел об этом, и как Джо взяла у матери кольцо с бриллиантом и, чтобы проверить его на прочность, нацарапала свое имя на стекле, и что сказал Крэкнелл, выпив ложку сиропа из шиповника. Но ничего этого он сделать не мог, Кора была занята: то посыпала сахаром клубнику и уговаривала Стеллу поесть, то смущенно намекала Фрэнсису, что, раз уж его последнее время так интересуют числа, у нее есть книги, которые ему стоит прочитать. Да и к тому же (Уилл попытался вызвать в душе прежнюю злость) между ними кипела вражда, и пощады никто не просил и не давал.

Однако злобы Уилл не чувствовал, как ни старался, пусть и хорошо помнил, как над дочерью склонился чужой мужчина и что-то ей шептал, но ведь то был всего лишь доктор Гаррет, этот вот Чертенок, которого впору пожалеть за малый рост и кособокость — одно плечо выше другого. Где же его милосердие? Что Кора с ним сделала?

Уилл подошел к доктору, который вынул из петлицы примулу и обрывал лепестки, и неожиданно для себя произнес:

— Прошу меня простить, я тогда обошелся с вами грубо, сорвался. Мне следовало держать себя в руках. — И изумленно уставился на бокал с вином, словно это сказало оно, а вовсе не он.

Доктор вспыхнул и, запинаясь, пробормотал:

— Ну что вы, пустяки.

Уиллу его тон показался надменным. Потом кровь отхлынула от лица Гаррета, и он добавил:

— Иногда я практикую гипноз. Мы как-то раз попробовали с Корой, и ничего страшного не случилось.

— Я не могу себе представить, чтобы кто-то сумел заставить Кору сказать то, чего она не хочет говорить, — ответил Уилл, и на мгновение повеяло холодом: каждый подумал, что у другого нет права рассуждать о том, как поступила бы Кора. — Она вас называет гением, — добавил Уилл, — это правда?

— Смею надеяться, — оскалился Люк. — Ваш бокал пуст, позвольте я вам налью. К слову, вы интересуетесь медицинской наукой или вам сан не позволяет?

Уилл невольно залюбовался таким откровенным и пылким честолюбием.

— Разумеется, само сердце оперировать невозможно: даже если нам удастся выяснить, как остановить кровоток — или, если угодно, изолировать, — мозгу не хватит кислорода, и пациент умрет на столе. Марта, будьте добры, принесите нам еще вина, — вы не брезгливы? хочу вам кое-что показать.

Чертенок достал записную книжку, которую всегда носил с собой, и Уилл увидел рисунок младенца с содранной на груди кожей, соединенного пуповиной со спящей матерью.

— Не пугайтесь, это всё в будущем! Поскольку у матери и младенца один круг кровообращения на двоих, значит, и сердце ее качает кровь за двоих, и дышит она тоже за обоих, снабжая плод кислородом, а следовательно, я мог бы зашить дыру в сердце, с которой рождаются многие дети, но кто же мне даст попробовать! Да вы побледнели.

Уилл действительно побледнел, но не из-за сосудов и жидкостей человеческого организма. У него закружилась голова от того, с какой легкостью рассуждал этот хирург, словно все создания Господни можно ободрать и выпотрошить, точно кур.

— Я и забыл, что вы священник. — В тоне Люка сквозила издевка.

Фрэнсис под столом очистил апельсин, который в бумажном пакете привезли из «Харродса». Мальчик видел, как Чарльз Эмброуз сел возле Стеллы и подал ей стакан холодной воды, слышал, как они обсуждали Кору: какая она красивая и как нарядно убрала комнату — так, словно внутри расцвел сад. Потом Стелла вытерла лоб тыльной стороной ладони и заметила:

— Надо потанцевать в честь наступления лета. Кто-нибудь, сядьте за пианино, сыграйте нам!

— Я могу сыграть вальс, — откликнулась Джоанна. — Ну и всё.

— Раз-два-три, раз-два-три, — повторял Чарльз Эмброуз, наступая жене на ноги. — Может, скатаем ковер?

— Вылезай оттуда, — велела Марта, заметив Фрэнсиса в укрытии, и вытащила из-под него ковер, открыв черные половицы.

Джоанна, с прямой спиной сидевшая за пианино, пробежала пальцами по клавишам и поморщилась:

— Ужасно! Отвратительный звук: пианино старое и сырое!

Она заиграла — сперва чересчур быстро, потом медленно; некоторые клавиши западали, так что звука не было слышно, но это танцоров не смущало. За окном над самой землей стояла полная луна («На такую луну кукурузу сажают», — пробормотал Фрэнсис себе под нос), волны плескали о берег, и, вполне вероятно, что-то кралось по болотам. «Постучи оно сейчас в дверь хоть трижды, никто не услышит», — подумал Фрэнсис, поймал себя на том, что прислушивается, не топочет ли кто на пороге, и представил горящий глаз под набрякшим веком.

Люк Гаррет, до того листавший в углу комнаты исписанный от руки блокнот, отложил его, подошел к стулу Коры, поклонился, точно придворный любезник, и проговорил:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация