Кабатчица радостно взвизгнула, отчего Николя Большой, проснувшись, аж подскочил.
– И все это мне… – твердила она, словно в бреду, – и все это вы отдаете мне… мне?
– Да, уважаемая, в знак того, что добрые дела редко остаются без награды и что награда зачастую не заставляет себя ждать долго.
Матушка Фент кинулась к сундуку прятать монеты, которые передал ей монах.
Потом она вернулась к очагу и на время смолкла, погрузившись в раздумье.
Наконец она очнулась и с улыбкой и алчным блеском в глазах продолжала:
– Значит, говорите, святой отец, из вашей мошны просыпалось немало золота?
– Да, много.
– Больше, чем вы потом собрали?
– Раз в десять больше.
– Раз в десять!.. – повторила она. – Да это ж целое состояние!
– Там осталась целая уйма золота, – продолжал монах. – Монеты влипли в сырую землю, да и под травой их не заметно.
– Но его же отыщут, это золото?
– Разумеется.
– И унесут…
– О, кто первый завтра там пройдет, тот соберет воистину богатый урожай.
– Да, святой отец, но ведь это может быть и не добрый христианин – что, если он возьмет да пустит эдакую кучу денег на недоброе дело?
– Что верно, то верно, эка незадача! Может, лучше, чтобы это богатство пошло на пользу праведнику?
– Да, безусловно, так было бы куда лучше.
– А если б этим праведником, вернее, праведницей, была я?
– Ах, добрая женщина, мне хотелось бы этого от всей души, и тогда в счастье, которое выпало вам, я узрел бы перст Божий.
– Ну что ж, преподобный, все возможно…
– Тем лучше… о, ну конечно. Но каким образом?..
– Вы согласны мне подсобить, святой отец?
– Всем, что в моих силах.
– Тогда золото надобно собрать не завтра поутру.
– А когда же?
– Нынче ночью, сей же час.
– Но как вы собираетесь выбраться из замка? Нет, ничего не выйдет.
– Наоборот, если очень хочется, то непременно получится.
Монах с удивлением воззрился на матушку Фент.
– Вот-вот, – повторила старуха, – если очень хочется… В двух десятках шагов отсюда есть потерна.
– Так ведь она, должно быть, заперта?
– Да, но сынок мой состоит ключником.
– Я не сомневаюсь… Да только уж больно опасная эта затея.
– С чего вы взяли?
– А если комендант дознается?
– С какого перепугу? На дворе темно, хоть глаз выколи, льет как из ведра, все дрыхнут без задних ног… часовые даже не заметят.
– Не забывайте, в замке находится кардинал Ришелье.
– Да, но он заперся у себя в покоях, куда никто не смеет и носа казать. Будьте пойкойны, о сне он помышляет больше, чем обо все другом, а знатный отдых ему очень даже нужен, особливо нынче.
– А почему – особенно нынче?
– Потому что он весь вечер напролет допрашивал человека в красной мантии.
– Какого еще человека?
– Одного из главарей горских повстанцев… священника, которого все зовут преподобным Маркизом. Может, слыхали?
– И не раз.
– Он, как вы, верно, знаете, сподвижник Лакюзона и Варроза.
– Думаю, казнь последовала сразу же за судилищем – и ваш преподобный Маркиз сейчас, наверно, уже в ином мире.
– Нет, казнить его, кажись, должны завтра поутру.
– Ах, значит, поутру…
– Да, монсеньор кардинал велел отвести его в часовню, чтоб он покаялся в своих грехах да попросил у Бога прощение… Он такой добрый христианин, что монсеньор кардинал… В конце концов, святой отец, как сами видите, никакой опасности на самом деле нет, так что сейчас самое время пойти да собрать ваше золотишко.
– Может, оно и так, но…
– Мы прогневим Бога, – прервала его матушка Фент, – ежели позволим прибрать его к рукам какому-нибудь прощелыге, ведь он, как пить дать, все пустит на неблаговидные дела.
– Уж конечно… конечно.
– А мы – на спасение душ всех грешников. Как думаете, святой отец?
– Да-да, правда ваша, и раз вы согласны…
– Я на все согласна, лишь бы денежки не достались никому другому.
– В глубине души я одобряю ваш порыв… вы могли бы сделать столько добрых дел!..
– Много-много!.. А вы будете моему Николя проводником, правда?
– То есть вы хотите, чтобы я указал ему точное место, где упал, потому как мне самому туда нипочем не добраться.
– И этого будет довольно… Его хоть держат за дурочка, бедного моего Николя, но я верно говорю: он и сам все отыщет.
Старуха встала, дрожащей от волнения и жадности рукой зажгла фонарь и накрепко закрыла его.
– Никола! – кликнула она вслед за тем. – Эй, Николя!
Здоровяк вроде как очнулся, зевнул и, потерев глаза, спросил:
– Ну что там такое, матушка? Чего вам еще понадобилось?
Старуха открыла сундук, показала ему золотые и сказала:
– Знаешь, что это?
– Это… это деньги.
– Золотые, а золото в десять раз дороже серебра.
– Выходит, на одну такую монетку можно купить много водки?
– Да хоть лопни.
– А сколько стаканов?
– Сотни две, не меньше.
У Николя загорелись глаза.
– Дайте же мне хоть одну монетку, если на эти деньжищи можно купить столько водки!.. – попросил он, протягивая вперед руку.
– Хорошо, получишь, только прежде ее надобно заработать.
– Как?
– Где ключ от потерны?
Никола сдернул со стены связку ключей, выбрал один и сказал:
– Вот.
– Хорошо. А теперь идем с нами.
– И потом я получу монетку?
– Да.
– Но, – заметил монах, – может, стоит обождать, когда станет совсем темно?
– Это ни к чему, преподобный… вот-вот пробьет десять, а на дворе и так темно, хоть глаз выколи, да и дождь вон хлещет, слышите?
– Ну, коли так, идемте. Только не знаю, смогу ли я идти.
– Обопритесь на меня, добрый отец…
Старуха, монах и Николя Большой вышли из конуры кабатчицы и двинулись дальше вдоль крепостной стены.
Матушка Фент поддерживала обессилевшего монаха. Николя нес фонарь и связку ключей.
