– Рауль, – вдруг спросил Лакюзон, – когда вы думаете вернуть себе имя своих предков?
– Когда отомщу за отца, – ответил молодой человек. – Когда убийца-поджигатель сполна заплатит за кровь и пожар.
– Я ждал такого ответа. Кому же вы намерены мстить?
– Кому? – удивленно переспросил Рауль. – Кому же как не злодею, натворившему столько бед! Кому как не презренному Антиду де Монтегю! Я с огнем и мечом явлюсь к нему в Замок Орла, и вы мне поможете, правда же, брат? Ибо только так я смогу исполнить мой священный долг.
Лакюзон покачал головой.
– Рауль, – сказал он, – я хочу, я обязан отплатить за ваше доверие той же монетой и не могу скрывать от вас правду. Я отдал бы жизнь за вас, случись такая надобность, но вам не стоит рассчитывать на меня, уж коль вы задумали мстить Антиду де Монтегю. Больше того, я буду стоять на его стороне, то есть против вас, а если и не против вас, то, по крайней мере, за него.
– Против меня, брат! Против меня – на его стороне! – вскричал Рауль. – Не может быть!
– И тем не менее это правда.
– Но почему?
– Потому что, когда общая беда нависла над всеми нами, личные разногласия и злоба, сколь бы ужасны ни были их причины, должны быть забыты. Потому что не должно быть врагов среди тех, кто служит одному делу, по крайней мере на то время, пока это дело под угрозой. Потому что теперь Антид де Монтегю, владетель Замка Орла, один из самых пламенных и влиятельных борцов за свободу Франш-Конте. Из числа его вассалов я пополняю свои партизанские отряды. Это он дает нам деньги, провизию и оружие, когда мы лишаемся всего. Это он кормит и оберегает матерей, сестер и дочерей крестьян, взявших в руки оружие. Наконец, там, в замке Орла, расположен главный штаб горцев, где разрабатываются все военные операции. Так что сами видите, Рауль, услуги, которые нам оказывает Антид де Монтегю, действительно огромны, и если для вашего рода этот благородный сеньор злодей, то для меня он святой!
– Понимаю вас и не могу с вами не согласиться, – ответил Рауль. – Я подожду… я буду ждать спокойно и терпеливо, хотя, возможно, долго ждать мне не придется. Придет день, брат, и вы сами отдадите мне этого человека и станете на мою сторону, чтобы его сокрушить, ибо Господь не был бы справедлив, если бы позволил похитителю, поджигателю и убийце и впредь скрываться за личиной вашего верного и преданного союзника. Попомните, капитан, мои слова: тайное чутье подсказывает мне, что Антид де Монтегю подлец и изменник. И еще попомните: однажды я вам это докажу!
Лакюзон хранил молчание.
Он не знал, что ответить на эти слова, исполненные неумолимой, безжалостной логики. К тому же ему показалось весьма сомнительным, что Господь соблаговолил бы воспользоваться этой подлой, преступной рукой, чтобы вершить великие, благородные дела.
В это время двое всадников выехали на берег Бьен, протекающей по дну долины совсем неподалеку от укреплений Сен-Клода.
Лакюзон повернул лошадь налево, оставляя город по правую руку, и вскоре подъехал к опушке густой рощицы, в которую углубился в сопровождении Рауля.
Не успели они проделать под лесным пологом и двадцати пяти шагов, как услышали сухой, металлический скрежет, каким сопровождается зарядка мушкета.
Вслед за тем послышался окрик:
– Стой, кто идет!
– За Сен-Клод и Лакюзона! – откликнулся капитан.
XI. Пара незатейливых куплетов. – Сен-Клод
– А, это вы, капитан! – продолжал тот же голос, что встретил их окриком: «Стой, кто идет!»
Из кустов выбрался франш-контийский партизан, облаченный в тот же костюм, что и предводитель горцев, и схватил под уздцы лошадь своего командира.
– Слезайте, Рауль, – сказал капитан, спешиваясь.
Рауль повиновался, и горец отошел в лес, уводя с собой лошадей.
Лакюзон остановился и спросил своего соратника:
– Есть новости?
– Никаких, капитан.
– А что в городе?
– Шведы с серыми разграбили винные погреба, не обошли и монастырские, опустошали их вечер напролет и сейчас, верно, нарезались до чертиков.
– Хорошо. Ступай.
Затем капитан свернул на дорогу, что вела в Сен-Клод, и на выходе из рощицы обратился к своему спутнику:
– Теперь, Рауль, ни слова! Старайтесь не ступать на гальку и придерживайте шпагу, чтоб не билась о стволы пистолетов. Враг везде и всюду: впереди, сзади – со всех сторон. Малейший шум может спровоцировать пальбу: мы превосходная мишень для мушкетов. Спустимся к реке – надо держаться поближе к ивам, чтоб лунный свет не выдал нас.
Соблюдая все меры предосторожности, о чем предупреждал франш-контиец, они вдвоем вышли к тому месту, где Бьен, несшая свои воды по каменистому руслу, образовывала крутой извив, за которым в ста пятидесяти – ста шестидесяти метрах уже начиналась городская стена. Глубина реки в этом месте была не больше полуфута.
– Стой! – шепнул капитан, остановившись за узловатым стволом огромной ивы и удерживая Рауля за руку рядом с собой.
Через полминуты он поднес ладони к губам и крикнул по-совиному, да так ловко, что Рауль невольно вскинул глаза в поисках ночной птицы, которая, наверное, затаилась в ветвях старого дерева.
Лакюзон, заметив это движение, наклонился к своему спутнику, и едва разборчиво шепнул ему в ухо пару слов:
– Это сигнал.
– Что он означает?
– Мы здесь.
– Ответ будет?
– Да.
В тот же миг, в подтверждение слов капитана, послышался другой крик совы – не иначе, как прямо из города, – правда, приглушенный расстоянием.
– И что теперь? – спросил Рауль, стараясь говорить тише.
– Подождем.
– Чего?
– Увидите.
И Лакюзон поднес палец к губам, призывая спутника к молчанию. Рауль затаил дыхание.
Луна освещала часть рухнувшей крепостной стены – прямо напротив двух наших друзей. Огромная башня с разрушенными зубцами отбрасывала смутную тень на остатки укреплений.
Караульный, швед, с мушкетом на плече неспешно ходил взад-вперед по площадке длиной не больше двухсот шагов. Ствол его мушкета, эфес шпаги, рукоятки кинжала и пистолетов посверкивали в лунном сиянии, когда часовой выходил на освещенную часть крепостной стены, – и все эти блики мгновенно угасали, стоило ему войти в тень старой башни.
Еще около четверти часа шведский караульный в полном одиночестве продолжал монотонно расхаживать туда-сюда. Вслед за тем на стене, в лунном свете внезапно возникла другая фигура – будто намеренно, чтобы ее лучше было видно, потом она так же неожиданно скрылась в той части укреплений, которую поглощала тень. Прошла пара секунд. Караульный повернулся к новоприбывшему спиной.
