— Какое впечатление произвела на вас мисс Смайт?
— Она, конечно, принарядилась, разыгрывала драму и все такое, но ведь в наши дни трудно винить девушку, если она делает все возможное, чтобы понравиться мужчине. Особенно такому, как этот Роджерс, кто готов смешать с грязью любую из нас, дай ему только волю. Он вернулся сюда в четыре. Я подала им чай, а затем оставила одних. Но представьте мое изумление, когда примерно через час…
— За это время вы не слышали, случайно, о чем у них шла беседа?
— Само собой, нет. У меня нет привычки подслушивать чужие разговоры, а стена между кухней и гостиной слишком крепкая, чтобы проникали хоть какие-то звуки. Кроме того, как только я входила в комнату, они замолкали, складывались, как твои шезлонги, и дожидались моего ухода, чтобы возобновить разговор. Но вот прошел час или чуть больше, когда мисс Смайт сама пришла ко мне, заявила, что все улажено и она собирается вернуться в Лондон. Не мое это было дело, но я от души надеялась на благополучный для нее исход. Хорошо, только и сказала я, а потом выписала ей счет, который она сразу оплатила, спустившись вниз уже с упакованным багажом.
— Какого рода багажом?
— Да при ней и был-то всего-навсего небольшой чемоданчик, почти портфель. Чтобы уложить в него вещи, много времени не требовалось, и она очень быстро собралась. Я спросила, каким поездом она отправится, и она ответила, что Роджерс согласился подбросить ее до станции в Брэксэме к шестичасовому поезду, который идет до Лондона быстрее остальных. Она вроде как слишком заторопилась обратно в Лондон, заметила я, с чем она согласилась. Но объяснила почему. Ей непривычно было жить одной в сельской глуши и не особенно нравилось у нас. Если честно, то ее можно понять. Едва ли сыщется другое такое место, где так же тихо, как здесь…
— Значит, они уехали вместе? Во что она была одета?
— На ней было нечто вроде белого макинтоша, с виду очень модного. Она села позади Роджерса и обняла за талию. А на нем был обычный наряд — черная непромокаемая куртка, в каких обычно ездят мотоциклисты. Она уселась прямо на свой чемоданчик. Сказала, ей все равно, потому что он очень старый. И это действительно не имело значения, когда этот тип вывез ее в пустошь и там напал…
— Но почему вы так уверены, миссис Уолкер, что Роджерс убил ее?
— Почему уверена? А что же еще мне остается думать? Я читала газеты. Он признался в убийстве, а ее больше уже никто не видел, разве не так? Кроме того, у него имелись причины, ведь девушка попыталась заставить его сдержать свое слово и выполнить обещание. Конечно же, он с ней расправился, и стоит вам приложить хоть немного усилий, как вы найдете ее труп.
— Вас, возможно, удивит мое сообщение, миссис Уолкер, но по меньшей мере еще два человека числятся пропавшими без вести, и каждый из них мог стать жертвой убийства.
На мгновение, как мне показалось, миссис Уолкер засомневалась. Но только на мгновение.
— О нет, — сказала она, — ничуть не изумили. Я бы не удивилась, если бы даже пропала дюжина других людей. Нисколько не удивилась бы. Этот тип был способен укокошить всех троих, о ком вы упомянули, и я допускаю, что он виновен в их гибели!
Подобный взгляд на события стал для нас, безусловно, новым и неожиданным.
Глава 11
— Боже мой! — воскликнул Биф, когда мы наконец снова сели в машину. — Она чесала языком без умолку. Я не переставал гадать, почему вы ни разу не попытались прервать ее, сэр.
— Вам еще многому нужно научиться, сержант, — возразил Стьют. — Бывают случаи, когда лучше просто дать людям говорить, а не вынуждать их к этому. В рассказе миссис Уолкер было, конечно, очень много шелухи, но мы все же получили необходимую нам информацию.
Мне подумалось, что назвать пустословие миссис Уолкер «шелухой» типично для Стьюта. От него самого ожидать никакой «шелухи» не приходилось. Детектив-инспектор переходил от одного пункта к другому, не тратя слов попусту и расходуя их с экономной эффективностью.
— Она хотя бы позволила нам дополнить хронику того дня. Теперь единственными существенными пробелами остались промежутки времени между 11.00 и часом дня, между 14.15 и четырьмя часами пополудни, а также период с 18.30 до 20.15.
— Так точно, сэр, — отозвался Биф почти обреченно.
На выезде из городка молодой констебль, тот, что показал нам дорогу к «Розовому коттеджу», поднял руку, демонстрируя желание сообщить что-то. Он поспешил приблизиться к автомобилю, и Стьют опустил стекло со своей стороны.
— В чем дело, Смит?
— Есть кое-что еще, о чем, как я подумал, вы должны узнать. Примерно в 17.10 вечером того самого дня молодой Роджерс и та девушка, с которой он жил в «Розовом коттедже», посетили самый большой местный магазин.
— И что же?
— Роджерс оставил мотоцикл у двери, и они зашли внутрь вместе. Он спросил, продается ли там веревка.
— Веревка? — быстро переспросил Стьют, и, как мне показалось, в его глазах блеснули искры неподдельного интереса.
— Точно так, сэр. Миссис Дэвис ответила, что торгует только бельевой веревкой в мотках по двенадцать ярдов длиной. Тогда молодая леди попросила отрезать для них небольшой кусок, потому что им нужно было всего лишь привязать то ли портфель, то ли чемоданчик к мотоциклу. Миссис Дэвис заявила, что не станет портить товар, разрезая его на части, а Роджерс сказал, что готов приобрести весь моток.
— Миссис Дэвис видела, как они привязывали портфель?
— Я задал ей этот вопрос, сэр, но она ответила, что в магазине было слишком много покупателей, она не успела обратить внимание. Но, как ей показалось, прошло несколько минут, прежде чем мотоцикл перед входом снова завели. Это все, о чем ей известно, сэр.
— Спасибо, Смит. Очень полезные сведения, — заключил Стьют и снова привел автомобиль в движение. — Любопытно было бы проверить, — обратился он затем к Бифу с улыбкой, — сумел бы констебль по фамилии, скажем, Теккерей снабдить меня подобной информацией.
Самолюбие Бифа оказалось явно задето.
— Мне тоже любопытно, — кратко отозвался он, а потом впал в продолжительное молчание.
Я немного сочувствовал Бифу. Уж слишком самодовольным педантом предстал перед нами констебль Смит.
Мы опять мчались вдоль пустоши, считавшейся общественной землей, и мне никак не удавалось избавиться от впечатления, оставленного мрачной убежденностью миссис Уолкер, что труп Стеллы Смайт как раз сейчас лежит где-то посреди этого безжизненного пространства. Казалось, те же мысли одолевали и Стьюта, потому что он обратился к Бифу, при этом не отрывая взгляда от дороги.
— Нам придется тщательно прочесать эти места, — заметил он.
— Будет сделано, сэр. — Биф все еще пребывал в угрюмом расположении духа и был предельно краток.
Остальную часть пути мы почти совсем не разговаривали. Я пытался догадаться, к каким выводам пришли два следователя.
