Тихо выскользнув из постели, я надел халат. Потом задумался, обуваться или нет. Босиком я почему-то ощущал себя крайне уязвимым, но любая обувь могла помешать передвигаться бесшумно. А потому я оставил тапочки, медленно и очень тихо пересек комнату, благополучно вышел на лестничную клетку. И начал спускаться вниз.
Лишь в крайне редких случаях обычный рассказчик о расследовании преступления сам переживает столь острые ощущения. Обычно его участие сводится к тому, чтобы присутствовать во время следствия, наблюдать жуткую процедуру посмертного вскрытия, чтобы выслушивать, не пытаясь влезать с комментариями, умные рассуждения специалистов. Но в эти несколько минут я познал все возбуждение охотника на злодеев. Я собирался сыграть свою роль, причем роль представлялась мне крайне важной.
Одновременно у меня до странности разыгралось воображение. Прежде чем открыть дверь, я даже приготовился обнаружить, что мертвец ожил, покинул старый диван и направляется через комнату ко мне. Но ведь я сам видел бледность его лица, прикасался к его холодной как камень коже и знал с абсолютной уверенностью, что он умер. И все же в три часа утра, поднятый с постели шумом, доносившимся из комнаты с покойником, я мог поверить во что угодно.
Я положил пальцы на круглую ручку двери клубного помещения и начал осторожно поворачивать ее. Мне не было в точности известно, где расположен выключатель, но как только удалось чуть приоткрыть дверь, я понял, что в комнату проникает достаточно света от того же уличного фонаря. Одним резким движением я распахнул дверь настежь и заглянул внутрь.
Кружевной тюль на главном окне ветром затянуло далеко вглубь, а окно оказалось широко открытым, но больше здесь никого не было. Я нашел выключатель, нажал, но даже яркий свет люстры не открыл для меня ничего нового. Труп на диване лежал в прежнем положении, в каком его и оставили. Я отвернулся, ощутив себя неуютно.
Необычным выглядело только открытое окно. Я подошел к нему и выглянул наружу в сторону улицы, но никого не заметил. Между тем, пока я там стоял, дождь яростно хлестал в помещение. Мне пришлось поспешно опустить стекло фрамуги и запереть ее на задвижку.
Кто-то успел побывать в комнате. В этом сомневаться не приходилось. Но кто? И зачем? Если он хотел достать что-либо из карманов покойника, его ждало разочарование, поскольку их опустошили еще в зале паба. Вероятно, цель состояла в чем-то ином, но я помешал ее осуществить.
По зрелом размышлении я счел за лучшее немедленно позвонить Бифу. Сержанту, разумеется, не мог понравиться звонок в такое время, но ведь я должен был поставить его в известность о случившемся. Поэтому я перешел в гостиную, где находился аппарат, сделав все как можно тише, чтобы не потревожить сна семейства Симмонсов, пока выяснял у диспетчера домашний номер сержанта.
Мне пришлось долго слушать гудки, прежде чем трубку сняли. Затем раздался голос сержанта, невнятный и раздраженный:
— Кто это? Что стряслось? — спросил он.
— Биф? С вами говорит Таунсенд. Некто неизвестный только что вломился в клубную комнату «Митры».
— Вы сумели повязать его?
— Нет.
— Так с чего же вы так уверены?
— Я услышал звуки его движений из своей спальни этажом выше и спустился. В комнате никого не застал, но окно, выходящее на улицу, было поднято.
— Быть может, Симмонс забыл закрыть его?
— Разумеется, нет. Вы же сами были с ним, когда принесли туда труп.
— Это забавно…
Я устал и тоже почувствовал прилив раздражения.
— Не знаю, что здесь такого забавного, — сказал я. — Лично мне не доставляет никакой радости, когда меня будят посреди ночи. Что вы собираетесь предпринять?
— Предпринять? Что я могу, по-вашему, предпринять?
— Ну, не знаю…
Разговор получался не слишком вразумительным.
— Не вижу, что сейчас мог бы сделать. Вы же сами сказали — он успел скрыться. Так зачем нам теперь какая-то суета посреди ночи?
Я уже собрался от злости швырнуть трубку.
— Хотя постойте, — продолжил сержант, словно на него только что снизошло вдохновение. — Я пришлю к вам туда констебля. Он все возьмет на себя. Только дождитесь его…
И прежде чем я смог произнести хоть слово, он, а не я, резко бросил трубку телефона.
Я оказался в ситуации одновременно и абсурдной, и крайне неприятной. Я не мог теперь отправиться спать до появления констебля, потому что кто-то должен был впустить его так, чтобы он не перебудил весь дом. И еще. У меня зародилась мысль о том, как повезло моему старому другу Бифу, если на его долю выпало расследование нового громкого дела, а он взялся за него слишком небрежно и ошибочно. Я находился в самом мрачном и озлобленном расположении духа, сидя и дожидаясь в почти пустой комнате, где компанию мне составляло только тело Роджерса.
Но прошло не так уж много времени, когда, снова подойдя к окну, я увидел фигуру молодого полицейского, поспешно шагавшего по улице. Я открыл окно, с облегчением обнаружив, что ливень немного, хотя и ненадолго, унялся. Передо мной возникло лицо довольно-таки привлекательной наружности констебля, телосложением и манерой держаться напоминавшего боксера.
— Меня прислал сержант Биф, сэр, — сообщил он.
— Очень хорошо.
Я рассказал ему о том, что произошло. Причем он все время улыбался мне приветливо и дружелюбно. А ведь его только что подняли с постели и приказали выйти во мрак ненастной ночи. В его прекрасное настроение даже как-то верилось с трудом.
— Я все понял, сэр, — сказал он. — Остальное предоставьте моим заботам. А вам лучше вернуться в постель.
Что я с превеликим удовольствием и сделал.
Глава 5
Проснувшись утром, я увидел, что дождь прекратился, а ветер стих. Сквозь облака даже пытались робко пробиваться лучи зимнего солнца. Однако спустившись к завтраку, я обнаружил, что миссис Симмонс ходит на цыпочках и разговаривает шепотом. Хозяйка всем видом показывала, насколько глубоко осознает присутствие в своем доме покойника.
Сержант Биф прибыл около десяти часов, и выглядел он подавленным.
— Ну, и как дела? — спросил я, опустошив свою последнюю чашку чая и прикуривая сигарету.
— Я дозвонился до них, — сказал он, — но только получил лишние проблемы. В Скотленд-Ярде не считают этот случай из ряда вон выходящим. Мне приказано отследить все вчерашние перемещения молодого Роджерса и установить, кого он убил.
— Мне почему-то казалось, что такая реакция с их стороны вполне ожидаема, — признался я. — И вчера мне ваши действия представились несколько поспешными. Вы торопились с умозаключениями. В конце концов, убийство и произошло только вчера. Труп непременно должен обнаружиться. Не мог же Роджерс избавиться от него и не оставить следов… А если так, то вы узнаете о пропавшем человеке.
