— Что ж, вероятно, побеседовать с ней нам, так или иначе, необходимо, — сказал Биф.
Миссис Дункан оказалась настолько же низкорослой и пышной, насколько муж выглядел тощим и бледным. Рукава платья выглядели слишком узкими для рук, ее лицо было крупным и белым, как посыпанный сахарной пудрой пудинг. На нем не отражалось никаких следов только что пережитого горя, но в манерах сквозила неприязнь к чужакам. Почему-то возникало ощущение, что она распоряжалась своим нервным мужем так же легко, как управлялась со всем остальным на кухне. Но в ней чувствовалось и что-то не совсем здоровое. Быть может, на такую мысль наводили исходивший от нее чуть заметный запах пота или складки чрезмерно разросшегося живота.
— Примите соболезнования в связи с постигшим вас горем, — произнес Биф привычную в подобных случаях фразу.
— М-м-м, — протянула миссис Дункан, как будто соболезнования показались ей двусмысленными.
— Лично у вас не возникает сомнений, что он сам наложил на себя руки? — спросил Биф.
— Никаких, — ответила кухарка. — Он уже грозился сделать это раз десять. Его привела в отчаянное расстройство ситуация в доме. — Она бросила почти обвиняющий взгляд на Питера Феррерса. — Так что едва ли теперь стоит чему-то удивляться.
— И все же, — заметил Биф веско, — для нормального человека, как представляется, требуются более тяжелые испытания, чем последние события здесь, чтобы добровольно уйти из жизни. Если бы ему случалось так же часто сталкиваться с убийствами, как, например, мне, он ни за что не пошел бы на такой безумный шаг.
— Причиной послужило не само по себе убийство, — сказала миссис Дункан. — Дело в его бессмысленной верности этой семье. Я не уставала твердить ему, что он слишком напряженно работает. Муж порой не мог заснуть ночью, если его не устраивал порядок, наведенный накануне в доме. «Делай, что тебе положено, а остальное — не твоя забота», — говорила я ему. Но нет. Ему не давало покоя, понравилось ли мистеру Стюарту то, почему мистер Питер изволил сказать это. И так он доводил себя почти до исступления. А когда произошло несчастье, муж буквально обезумел. Я же ему сразу заявила, что смерть мистера Бенсона — невелика потеря. Но он только мне возражал: «Кабы ты знала все, что знаю я». Или: «Надеюсь, мне никогда не придется рассказывать о некоторых подробностях». То есть все в таком роде.
— Ну, разве я не оказался прав? — с триумфом обратился Биф ко мне и к Питеру. — Сказал же, что старик знал гораздо больше, чем пожелал сообщить нам.
— Что ж, — покачала головой вдова, — если и так, то теперь он унес все с собой в могилу. Ведь со мной он ничем не делился. Только нервничал, не находил себе места и пугался каждой тени, словно кто-то постоянно торчал у него за спиной. Бормотал во сне, но так ничего толком мне и не рассказал.
— Когда вы впервые заметили перемену в его поведении?
— Если честно, то он стал сам не своей еще со времени смерти старого хозяина. Хотя, казалось бы, немного денег, завещанных ему тогда, могли, наоборот, приободрить его.
— О какой сумме идет речь? — спросил Биф, и я почувствовал, что им на сей раз движет одно лишь любопытство.
— Да не о такой уж и большой, — ответила миссис Дункан, чуть насторожившись. — Фунтов триста или около того. Если прибавить к этому его прежние сбережения, то ему вполне хватило бы на покупку хорошего небольшого паба где-то в окрестностях. Но только он, конечно, и слышать не желал об этом. Ему хотелось вечно оставаться здесь и ухаживать за мистером Стюартом до конца дней своих. И вот вам! Так оно и вышло!
— Но все же, — попытался утешить Биф, — теперь вы, вероятно, сможете купить себе уютный домик.
— Так я и собираюсь поступить, уж будьте уверены, — заявила миссис Дункан. — Как только уляжется шумиха.
— Не могли бы вы уточнить, что конкретно сказал ваш муж, отчего вы теперь уверены в его добровольной смерти?
— А так и сказал, что наложит на себя руки. Не далее как вчера вечером. После того вторичного допроса, устроенного вами. Ему и так сделалось дурно после ответов на вопросы полицейских, а тут еще вы добавили. Он мне заявил: «Суда я просто не выдержу». А уж когда ему пришлось отправиться к судебно-медицинскому эксперту, он чуть сознания не лишился. И когда понял, что ему предстоит участие еще и в суде над мистером Стюартом, он этого пережить не смог. Кстати, он оставил записку.
— Неужели? Он написал предсмертное письмо?
— Да. Оставил записку на столе в кухне. Полиция забрала ее, хотя записка предназначалась мне лично. Он написал, что больше не в состоянии выдерживать всего этого — допросов и прочего, — а потому собирается повеситься. Так он и сделал. Причем прямо у меня в кладовке, оставшись в одной ночной рубашке.
— Когда примерно это произошло?
— Не могу сказать с уверенностью. Вчера вечером он лег в постель одновременно со мной. Где-то около десяти часов. Разумеется, нам обоим не стоило задерживаться в этом доме ни на день после убийства, но власти внушили, что без наших показаний не обойтись. Как тут было поступить? Ничего не поделаешь. Думаю, потому у бедного Дункана мозги и съехали набекрень, ведь его постоянно вызывали в библиотеку, где нашли труп. А утром он тоже оказался мертвым.
— Значит, у вас с ним была общая спальня? — спросил Биф.
— Да, — лаконично ответила миссис Дункан.
— Но отдельные кровати? — предположил сержант.
— Если уж вам охота влезать в такие подробности, то да — отдельные, — последовал ответ.
— И вы не слышали, как он встал и вышел из комнаты?
— Нет. Но в том не было ничего необычного. Он вечно о чем-то беспокоился по ночам. Очень волновался, и почти всегда попусту.
Голос Бифа приобрел мрачный тон.
— А где он сейчас? — спросил он кухарку.
Показалось, что из всех присутствовавших подобный вопрос ее смутил меньше остальных.
— Да в той же кладовке. Лежит, накрытый простынкой. Полиция посчитала это пока достаточным.
Биф заново скрестил ноги.
— А сейчас я хотел бы задать вам вопрос относительно прошлого, — сказал он.
Миссис Дункан вновь чуть заметно насторожилась.
— Я мало о чем могу вам рассказать, — предупредила она.
— К примеру, как часто посещали дом гости? Насколько регулярно наносили сюда визиты?
— Сюда почти никто не приезжал, если подумать. Раньше порой заглядывал преподобный Смайк, когда собирал по подписке деньги на благотворительность. Еще доктор Бенсон, мистер Питер, а больше я сейчас никого и не припомню.
— А когда старый мистер Феррерс был еще жив?
— Да то же самое. Очень мало незнакомцев бывало тут. Прибавьте только его стряпчего и адвоката мистера Николсона. Да был еще один юрист, часто являвшийся по делам, но он, кажись, виделся только с мистером Стюартом.
