Спустя какое-то время поле закончилось и вывело меня к старой мощеной дороге, белой лентой тянувшейся между холмов. По такой сюда попала я, ступив на мостовую у ресторана. Могла бы вспомнить, что в реальности там лежит совсем иная плитка… Перестав себя корить, я столкнулась с более насущной проблемой. Вверх или вниз? Не угадать. Я решила довериться удаче. Что ж, Элли. Вперед по дороге из желтых кирпичей – пусть в твоем случае их и заменяют древние камни.
Я была готова сдаться и лечь прямо посреди пути, когда поняла, что дорогу резко сменил деревянный интерьер. Свернутое подпространство. Я встречала такое в башне Абигора и в библиотеке. Интересно: насколько по сравнению с ними этот холм был разумен? Оставляя красные разводы за собой, я из последних сил дотянула до кресла и позволила себе упасть в него. И только после этого осмотрелась. Дубовые панели и зеркала – совсем как в ресторане, только здесь они выглядели, будто сошли с картин Дали. Немыслимо искривленные, нарастающие друг на друга и переплетающиеся, отчего дом походил на внутренности огромного дерева. Из витражных окон на пол падали разноцветные блики – а ведь снаружи царила ночь. В камине мирно потрескивал огонь. А на шкуре неизвестного мне животного сидел ребенок, круглыми от страха глазами рассматривавший меня. Мы обе замерли. Девочка опомнилась раньше меня и спрятала за спину старенькую «Нинтендо».
– Мама не разрешает мне играть в человечьи игры, – сообщило дитя, пока я в ошеломлении разглядывала растущие у нее из макушки оленьи рожки.
– Я ей не скажу.
Оставалось только надеяться, что ее мать отошла. Вряд ли она обрадуется истекающей кровью чужачке у себя дома. Удовлетворившись обещанием, ребенок отложил в сторону консоль и поднялся на колени. Длинная бархатная юбка задралась, открывая украшенные копытами ступни.
– Ты работаешь на поверхности?
Видимо, если предположить, что внутренности холмов располагались под землей, «на поверхности» должно было означать мир людей.
– Типа того.
Положив голову набок, девочка внимательно посмотрела на меня.
– Нет, – вывел звонкий ангельский голосок. – Я тебя раньше не видела.
Только бы это никто не услышал.
– А я вижу всех, кто ходит на поверхность. Моя мама работает на вратах. Но ты отсюда… Зачем ты врешь? – обиженно надулось дитятко.
– Ладно, – согласилась я, наклоняясь к ней. – Я не работаю на поверхности. Я здесь по очень важному делу. Но нельзя, чтобы кто-то об этом узнал. Это секрет, понимаешь?
Лицо ребенка осветилось восторгом.
– Ты – пропавшая принцесса, вернувшаяся, чтобы свергнуть тирана! Я знала, я знала, что ты придешь!
Угу, одну минуту, только Эскалибур из камня заберу и всех свергну. А к этому мы как пришли?! Насколько я помнила, у меня не было металлических конечностей, и ни на какую из умерших королев я тоже не походила
[60]. Впрочем, я была готова согласиться на любые детские фантазии, лишь бы она не стала звать взрослых.
– Теперь ты понимаешь, почему никому нельзя говорить, что я здесь? – шепотом спросила я. – Даже маме.
Девочка с энтузиазмом закивала.
– Ой! – испуганно спохватилась она. – Мама запрещает называть его тираном! Если кто-то услышит, он нас всех убьет.
Я устало вздохнула. Святая простота…
– Я никому не скажу, – пришлось повторить.
Этого оказалось достаточно, чтобы девочка опять засияла от счастья.
– Я ведь тебе ничего не предложила!
Взметнувшись маленьким ураганчиком с ковра, она села в кресло напротив и позвонила в серебряный колокольчик. Степенно расправила несовременные юбки и выпрямила спину.
Ждать не пришлось. Не успела я собраться с силами и придумать, куда деться, как дверь за моей спиной распахнулась. Увидев фрак, я было подумала, что она позвала дворецкого, но ошиблась. Вошедший человек вряд ли был до попадания в холм кем-то большим, чем бездомным. Спутанная борода неопрятно свисала на накрахмаленную сорочку. Два пальца на руке, которой он держал поднос, были обрублены и гноились. Правая щека была в струпьях, нижнюю губу неизвестная болезнь заставила почернеть и набухнуть вдвое больше верхней. И вонь. Несмотря на чистую, хоть и странно залатанную одежду, находиться рядом с ним было тяжко.
– Предложите нашей гостье угощение, – манерно растягивая гласные, произнесла девочка. Явно повторяла за кем-то из взрослых.
Ничем не показывая, что понял, бездомный механически повернулся и поставил пустой поднос на стол. Положил на него свою руку. Достал нож. Взмах, и два пальца покатились по серебру.
– Мама говорит, что надо экономить, – со вздохом признала девочка, пропустив мимо ушей мой испуганный вскрик, – но гостеприимство – это святое.
Воспитания надолго не хватило: только мужчина отошел, все так же пугающе безмолвно, как она подхватила юбки и поскакала к столу. Схватила указательный и сунула себе за щеку.
– А ты чего не берешь? – с неподдельным удивлением спросила она, похрустывая… я не желала знать чем.
Я должна была догадаться. Как только поняла, что вижу человека. Что мог обычный делать в холме?
– Не хочу.
– Не любишь мясо? – расстроилось дитя и тут же воодушевилось. – Я тоже! Самое вкусное – это глаза! Но мама не разрешает их брать, потому что тогда он станет бесполезен и придется заводить нового. Но ведь желание гостя – закон. А ты со мной поделишься, правда?
– Нет.
Вот чем объяснялись странные прорехи на фраке… Этот мужчина был у гостеприимных хозяев не первым. Я с удивлением поняла, что стою, сжимая пальцы вокруг обитой цветным ситцем спинки кресла.
– Не поделишься? – расстроилось это существо.
– Не хочу.
Шаг – и я окажусь у выхода. Трусливо, да. Его можно спасти. За исключением четырех пальцев он был цел – пока. Я могла придумать, как вытащить его. Сбросить с него ментал, вылечить… Но я этого не сделала. Разум затмил липкий страх. И отвращение, накатывавшее каждый раз, когда перед глазами снова вставали лежащие на подносе пальцы. Пожирающие людей фейри – это оказалось слишком для и без того насыщенных последних дней. Еще одна секунда в этом помещении – и я была уверена, что сойду с ума.
К счастью, холм понял мое желание.
За дверью оказался не такой же старомодный коридор, а пустой двор в самый разгар зимы. Белые хлопья падали, укрывая брусчатку пушистым ковром. Борясь с тошнотой, я зачерпнула пригоршню снега, но в последний момент отдернула руку ото рта. Нельзя ни есть, ни пить в холмах фейри, если хочешь вернуться. Суеверие или нет – я не планировала это проверять. Растерев снегом лицо, я воспользовалась передышкой и задумалась.
Куда я хотела попасть? Вернуться, пока мужчина еще жив? Или… Как ни противно осознавать, одна жизнь была сейчас ценнее другой. Мужчина не выведет на организаторов Игры. Мне надо было найти Тима. Только я сомневалась, что аборигены любезно укажут мне дорогу.
