И, как бы глупо и смешно это ни звучало, мне нужно было найти себя. Пока мы с Дизом были вместе, я старалась не задумываться о будущем, но одно понимала: мой приезд домой поставил точку в моей прошлой жизни. Я не смогу вернуться и делать вид, будто четырех лет в ГООУ не было. Все изменилось слишком сильно. Я изменилась. Значит, остается искать место в новом, слегка сумасшедшем, иногда пугающем мире. Интересно, кому может пригодиться девица с сомнительными знаниями, но весьма специфическими особенностями вроде нюха на магию и отливающей золотом крови?
Между лопатками снова защипало, и я едва удержалась, чтобы не попросить Сагу их почесать. Учитывая пятисантиметровые когти, даже под мороком выглядевшие угрожающе, – не лучшая идея.
– Почему ты все еще заглядываешь в его сны? – спросила я, чтобы отвлечься. – Я думала, между вами все кончено.
По моей вине. Ну, или… Ладно, частично из-за меня, но ответственность лежала на Максе. Он попросил ее о том, о чем не должен был просить.
– По старой памяти, – один из когтей все же прошелся по моей спине. Достаточно ощутимо, чтобы я замерла, ожидая боли. – По дружбе.
– Знаешь, встречать тебя в снах мне все-таки больше нравится, – честно сообщила я, когда мара передумала и вытерла пальцы о простыню. – Ты же сказала, что не хочешь больше его видеть? Какая дружба?
Гени и их сложные взаимоотношения. Я закатила глаза. Ничего у них не бывает как у людей.
Единственный минус Серешевой мази заключался в том, что она чертовски долго впитывалась. Я даже успела, оставшись одна, задремать от скуки. Проснулась только от телефонного звонка. Помяни дьявола… или Сереша.
– Ты забыла, что должна сейчас быть у меня?
Забудешь такое, как же. Голова уже налилась свинцом в преддверии приступа.
– Сейчас приду.
Времени оставалось только протереть спину махровым полотенцем – и выкинуть его, вконец испачканное, в корзину для белья. Натянув на липкую кожу самую ненужную из футболок, я поспешила в медкорпус.
Сереш выглядел довольным как ребенок, замучивший до смерти уже трех котов и получивший на день рождения очередную зверюшку. Я беспокойно ерзнула на табуретке.
– Можешь не закатывать рукав, – сразу предупредил он. – Сегодня попробуем кое-что новенькое.
Почему-то это совсем не успокаивало.
– Ненавижу, когда ты экспериментируешь.
– Ты обожаешь, когда я экспериментирую, – возразил индиец, щелчком пальцев встряхивая содержимое флакона. – Только благодаря этому ты еще жива.
Что-то я не была в этом так уверена. Но независимая врачебная экспертиза мне не светила, а когда не можешь доказать, остается лишь верить на слово.
– Открой глазки пошире, солнышко.
– На твоем месте я была бы осторожнее с такими обращениями. Вряд ли Анн-Мари оценит.
Едкие капли заставили заморгать в попытках избавиться от неприятных ощущений. Словно песка в глаза насыпали. Черт, да больно же! В очередной раз крепко зажмурившись и распахнув глаза, я схватилась за край стола. По крайней мере, попыталась, но деревяшка исчезла в темноте.
– Сереш?
– Что?
– Я ничего не вижу.
В голосе моем явственно звучали панические нотки. Шуршание стилуса по тачскрину прекратилось, и медик отодвинул стул. Щелчок раздался совсем близко, прямо перед моим лицом. Я вскинула руку: фонарик, крепко зажатый в его пальцах.
– Совсем ничего?
– Вообще.
Вокруг меня была темнота. Никакой размытой картинки, никаких очертаний. Пусто и черно, как на «Квадрате» Малевича.
– Интересный побочный эффект.
«Интересный»?! Я выругалась и дернулась – только чтобы сильные руки опустили меня обратно на табуретку.
– Сиди спокойно. Если само в ближайшие полчаса не пройдет, помогу тебе умыться.
– Это весь твой план?
– На данный момент, – я машинально обернулась на звуки. Кажется, Сереш вернулся на свое место. – Вряд ли это останется.
– «Вряд ли»?! – я ощупывала свое лицо. Глаза на месте, не вытекли, уже хорошо. – Чем вообще были плохи уколы?!
Невозмутимый тон медика раздражал: ну да, не ему же бороться с накатившим страхом. Не его сейчас мучили воспоминания о собственной беспомощности. Вцепившись в край сиденья, я сделала глубокий вдох и закашлялась. Дыхательная гимнастика справиться с паникой не помогла.
– Пока Росс был тут, он затронул тему, которая меня давно волновала: на практике внутривенные инъекции удобны далеко не во всех ситуациях. В случае сопротивления необходимо обездвижить противника…
– По-твоему, они будут сидеть и ждать, пока ты им глаза прокапаешь?
Вот, значит, кого мне нужно винить за временную (надеюсь) слепоту. Чтоб тебе в Аду икалось, Соррел! Мысленно приписав новый пункт в список, почему мне не нравился брат Диза, я заодно добавила новую строчку к своим претензиям к «Хантерс инкорпорейтед».
– Как видишь, проект еще в работе, – оскорбился Сереш. – Сарказм не слишком уместен.
В самый раз. Ориентируясь на звук, я попробовала дотянуться и пнуть его. Похоже, промахнулась.
– Ты поэтому пошел работать на Охотников? Чтобы удовлетворить свою жажду в жестоких и негуманных экспериментах?
Медик тяжело вздохнул:
– Почему все мои пациенты такие нервные? Ладно, пошли, провожу тебя до умывальника.
Крепко обхватив его ладонь, я встала. Врезалась в стол, оказавшийся вовсе не там, где он мне запомнился, зашипела от боли – только вылечила синяк на бедре! Сделала пару осторожных, неуверенных шагов. Спокойно, Наташа. Сереш знает, куда вести. На нем-то точно никто ничего не тестировал. Сполоснув лицо, я едва удержалась от того, чтобы не расцарапать глаза до крови, но вместо этого терла и терла их, чтобы смыть все, что осталось от тех капель. Звук бегущей воды заглушил голос, я поспешила закрыть кран.
– Если говорить о причинах, по которым я работаю с «Хантерс»… Человек, пригласивший меня, сказал однажды, что с ними я смогу сотворить больше добра. Он был прав.
Вместо полотенца Сереш протянул мне один из висевших рядом медицинских халатов. Пришлось впихнуть его мне в руки, чтобы я заметила.
– У нас с тобой очень разное понимание добра.
– Возможно. Как зрение?
Я попыталась присмотреться и почувствовала облегчение. Все-таки не ослепла.
– Плывет. И ты почему-то двоишься.
На этот раз фонарик я смогла разглядеть. Поморщилась, когда направили его мне в лицо.
– Я позову кого-нибудь, чтобы проводили тебя до общежития.
Какой идиот придумал, что спарринг может быть сексуальным? Явно тот, из кого ни разу не вышибали дух. Драка – это больно. От содранных в кровь костяшек (ну и твердый же кое у кого череп!) и растянутых до предела мышц. Грязно. От размазанной по лицу крови и земли, на которую тебя опрокидывают. И уж точно не возбуждающе. Какой секс, когда тебя вот-вот прихлопнут как таракана?
