– Случайно не осиновый? – вырвалось у меня.
– Не знаю. Это важно? Стоит проверить?
– Нет. Просто… Глупо пошутила.
Снова. Пора с этим завязывать. Значит, кол в грудь. По поверьям, так упокаивали вампиров; здесь получилось наоборот – так создали вампира.
Как это с ним произошло?
– Мне кажется, этим делом должен заниматься кто-то другой, – пожаловалась я. – Никто никогда о таком не слышал, в нем… – я задумалась, как сказать «черт ногу сломит» по-немецки, но в итоге махнула рукой, – в нем нет никакого смысла, от него свихнуться можно! Оно не для стажеров.
– Шутишь? – не согласился со мной Лукас. – Это дело, за которое никто не захочет браться. Оно именно для стажеров. Для чего еще, по-твоему, мы здесь нужны?
Лаборант кивнул, подтверждая его слова.
– Его вещи освободили, будете забирать? Кроме телефона, он пока у техников.
– Я схожу, – вызвался Лукас.
Вернулся он минут через двадцать, когда я всерьез подумывала, а не отправиться ли на поиски этих самых вещей. Вроде лабораторное крыло было не таким большим? Вместо извинения – и объяснения – сунул мне в руки чашку кофе. Не отрывая взгляда от замершего в камере вампира, я глотнула и закашлялась.
– Ты сюда что, шнапса подлил?
У меня за спиной Лукас хмыкнул:
– Оскорбляешь. Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
Обернувшись, я уставилась на него во все глаза.
– Не такой я и неуч, как думаешь? И Алиса твоя не в Зазеркалье, а в Стране чудес.
– Пытаешься меня впечатлить?
Ему удалось.
– У тебя все еще есть парень?
– Куда он денется?
– Тогда нет, – решил довольный произведенным эффектом Лукас.
Как всегда, в своем репертуаре… Помотав головой, я попыталась привести мысли в порядок.
– Ладно «Алиса»… Но Булгакова ты откуда знаешь?
На этот раз напарник выглядел скорее смущенным:
– Здесь хорошая библиотека. Наружу одного не пускали, детский интернет ограничен… – он закатил глаза, надеясь сбить градус откровенности. Не вышло. – Что ты на меня смотришь? Думаешь, с моей семейкой у меня было нормальное детство?
Я вообще о жизни маленьких Охотников не размышляла.
– Думаю, что мы все-таки все одинаковые, – честно призналась я, – гени, демоны, Охотники…
С каждым днем находилось все меньше и меньше отличий. Даже взаимная ненависть к остальным легко вписывалась в усредненный портрет.
– Одинаковые, ага. Только вы умеете метать фаерболы, а мы нет.
– Ты придурок, – поведала я Лукасу, – если считаешь, что в жизни это главное.
– Скажешь, нет? Признай, это чертовски упрощает жизнь.
Мне было сложно представить, чем именно. Если, конечно, не решать все вопросы методом «нет человека – нет проблемы». Я постучала по крышке картонки, которую Лукас притащил вместе с кофе.
– Что в коробке?
– Хлам, – напарник скривился, отпивая из своей кружки. – Не говори, что реально будешь его сейчас просматривать.
– Есть идеи получше?
– Пошли спать.
В этом весь Лукас. Давай пожрем, выпьем и завалимся дрыхнуть. А после нас – хоть потоп.
– Твой дядя велел принести уже утром результаты, – напомнила я.
Учитывая, что часы показывали половину первого ночи, времени оставалось не много.
– Какие? Отпечатки сумеют снять самое раннее послезавтра. До того нам нечего делать.
В какой-то степени он был прав. Трансформация и отсутствие крови в первые часы после перерождения привели к тому, что вампир больше походил на мумию. Вывернутым магией костям не хватило чужой силы, чтобы расправиться, вампир так и остался со скрюченной спиной и пальцами, усохшей пожелтевшей кожей. Тут не то что отпечатки и черты лица – даже рост с комплекцией не определишь. Про тест ДНК говорить после таких масштабных изменений бесполезно. Внешне хотя бы опознать… Кровь и вколотая Охотниками сыворотка начали работать, бельма на глазах постепенно растягивались, руки начинали двигаться, но нужно было время.
– Чего мелочиться, давай подождем, пока он не придет в себя и сам все не расскажет, – предложила я. Напарник пропустил сарказм мимо ушей. – Всего-то пара лет пройти может.
– Если эта тварь вообще что-то скажет.
Я кинула на него предупреждающий взгляд.
– Не смей.
– Что?
– Называть его так.
– Называть тварь тварью? – насмешливо переспросил Лукас и постучал по отделявшему нас от вампира стеклу. Тот встрепенулся на звук. – А кто он, по-твоему?
– Жертва.
– Ты, похоже, не видела, как он пытался отгрызть Стефану голову, когда его сюда засаживали.
Я поставила чашку и скрестила руки на груди.
– Мне и не нужно. Он не может отвечать сейчас за свои поступки, ты можешь. Его убили. И, пока мы не выясним за что, не смей его так называть. Слышал о презумпции невиновности?
Судя по хмыканью, по мнению Лукаса, на нелюдей она не распространялась.
– Это в тебе какая-то ваша солидарность говорит? От чудовища к чудовищу?
Значит, как подкатывать ко мне – никаких проблем, а стоит напомнить о том, что гени должны иметь те же права, что и люди, – так сразу чудовище?
– Нет. Это говорит во мне тот факт, что моя подруга – вампир. И стала такой, потому что ее изнасиловал и убил человек. Обычный. Она больше никогда не увидит свою семью. У нее никогда не будет детей. Она каждый день живет с такими, как ты, и с их отношением. И если у тебя хватит мозгов назвать чудовищем Софию, а не ее убийцу, только потому что она родилась не такой, как ты, клянусь, я сама тебе голову отгрызу. То же относится и к нему. Понял?
Трудно долго смотреть в глаза тому, кто намного выше тебя, и казаться при этом серьезной. Но все же Лукас отвел взгляд первым. Отошел, резко сдернул крышку с коробки. Я с наслаждением потерла шею.
– И что ты хочешь здесь найти? – буркнул он, признавая поражение.
Я не знала. Вещей в коробке было мало. Полуистлевшая футболка, пробитая десятком дыр от корней и разрезанная потом в лаборатории. Старые кроссовки. Джинсы с высыпавшейся из карманов мелочевкой. Как ни ползай по ним носом в поисках следов, к выводам особо не придешь. Никаких документов, никаких личных безделушек – это было бы слишком просто…
– Зато теперь мы знаем, что со свежим дыханием у него были проблемы. Охренительно полезно, – Лукас подбросил в воздух жестяную коробочку с мятными леденцами, поймал и сунул один из них за щеку. – Будешь?
Я сердито на него посмотрела.
