Входя в комнату, окутанную полумраком, он дрожал, он нервничал. Остальные тоже разошлись по своим номерам, оставили его с ней одного (то есть с ним, с неживым предметом, напомнил он себе, но сразу же снова забыл). В небольшом, обшарпанном помещении, с единственной мутной лампой.
От него воняло потом и серой, как и от всех, кто ходил по улицам Скрэкки, но с этим было ничего не поделать. Конечно, он бы лучше вымылся сперва, но ванны в номере не оказалось. Только раковина да двуспальная кровать, простыни на которой даже в полумраке казались засаленными, да еще труп.
Она лежала совершенно голая, глядя в пустоту, еле заметно дыша. Ноги у нее были расставлены: в полной боевой готовности. Интересно, подумал Трегер, всегда она так лежит или предыдущий мужчина просто устроил ее поудобнее? Спросить было не у кого. Он знал, как это делается (да-да, он знал, ведь он прочел книги, которые дал ему Кокс, и фильмы об этом бывают, и много еще всякого), но вообще о жизни он знал еще очень мало. Зато умел управлять трупами. Это у него получалось отлично, он был самый юный погонщик трупов во всем Скрэкки, хотя и не по своей воле. Когда его мать умерла, его насильно отдали в школу погонщиков, его заставляли учиться — вот он и учился. Но такого он еще никогда не делал (хотя знал, как это делается, да-да, он знал): это было с ним в первый раз.
Он медленно подошел к постели и сел; старые пружины дружно заскрипели. Трегер коснулся ее, и плоть оказалась теплой. Ну конечно же. Ведь она все-таки не труп, то есть не совсем труп, нет; ее тело было вполне живым, под тяжелыми белыми грудями билось сердце, она дышала. Вот только мозга не было: его извлекли из черепной коробки и заменили на искусственный, мертвый мозг. И вот она превратилась в кусок мяса — безвольное тело, которое подчиняется погонщику трупов, — как тела из рабочей бригады, с которой Трегер вкалывает каждый день под сернисто-желтыми небесами. Значит, перед ним не женщина. И нет ничего страшного, что он, Трегер, всего лишь мальчишка, юнец с отвисшим подбородком, с лягушачьим лицом, впитавший в себя запахи Скрэкки. Она (нет — оно: забыл, что ли?) этого не заметит — не может заметить.
Расхрабрившись — и возбудившись, — парень стянул с себя форменную одежду погонщика трупов и взобрался на кровать, где лежала женская туша. Он был сильно взволнован: его руки дрожали, когда он гладил ее, изучал изгибы ее тела. Кожа у нее была ослепительно-белая, волосы черные и длинные, но даже у восторженного юноши не повернулся бы язык назвать ее красавицей. Лицо слишком широкое и плоское, рот безвольно разинут, а руки и ноги, чересчур уж расслабленные, едва не растекались от жира.
На ее огромных грудях вокруг жирных темных сосков предыдущий клиент оставил следы зубов — там, где они впивались в ее тело. Трегер осторожно прикоснулся к отметинам, провел по ним пальцем. Затем, устыдившись своей нерешительности, он грубо схватил одну грудь, стиснул ее и надавил на сосок так сильно, что настоящая девушка, должно быть, взвыла бы от боли. Но труп не пошевелился. Продолжая стискивать одну грудь, он перекатился на труп и, оказавшись сверху, взял другую грудь в рот.
И тут женское тело начало двигаться. Оно рванулось к нему, обхватив его спину мясистыми руками, с силой прижимая к себе. Трегер застонал и потянулся вниз, к ее промежности. Там было жарко и влажно; горячая плоть трепетала. Он задрожал. Как они добиваются такого? Неужели тело, не имеющее сознания, способно возбудиться? Или, может быть, в нее вживили тюбики со смазкой?
Но вдруг ему стало все равно. Пошарив дрожащей рукой, он нащупал свой член, вставил в нее, с силой толкнул. Труп обхватил его ногами и сделал ответное движение. И Трегеру стало хорошо, очень хорошо — гораздо лучше, чем когда он сам доставлял себе удовольствие, и вопреки разуму он даже испытывал смутную гордость за то, что она такая влажная, такая возбужденная.
Два сильных толчка — и все, на большее Трегера не хватило: уж слишком он был юн, слишком свеж и полон желания. Пары толчков ему хватило вполне — но и ей этого хватило. Они кончили одновременно: ее кожу омыла розовая волна, все тело выгнулось и бесшумно забилось мелкой дрожью.
А затем она снова застыла без движения, как настоящий труп.
Удовлетворенный, обессиленный, Трегер, в распоряжении которого еще оставалось достаточно времени, решил в полной мере использовать все возможности, за которые заплатил свои кровные деньги. Он исследовал женское тело в мельчайших подробностях, пощупал везде, куда можно было засунуть палец, всюду потрогал, перевернул на живот, всё рассмотрел. Труп реагировал на его прикосновения, как обыкновенный кусок мяса.
Уходя, Трегер оставил ее в том положении, в котором нашел: лицом вверх, с разведенными в стороны ногами. Раз уж таков этикет мясной лавки.
* * *
Весь горизонт загораживали заводы, заводы и заводы — гигантские заводы, изрыгающие пламя и копоть, бросающие на темные сернистые небеса багровые зарницы. Юноша все это видел, но едва ли замечал. Пристегнутый к креслу, он сидел в кабине на самом верху своего аппарата — чудовищной машины высотой с двухэтажный дом, покрытой ржавчиной и желтой краской, с беспощадными зубами из алмазов и дюраллоя, и перед его затуманенным взглядом накладывались друг на друга сразу три изображения. Сосредоточенный, собранный, сильный — он отчетливо видел прямо перед собой приборную панель, руль, кнопку подачи топлива, яркий рычаг управления ковшами для добычи руды, панель сигнальных огней, которые предупредят его, если что-то случится в перерабатывающем отсеке, расположенном у него под ногами, рычаги основного и запасного тормозов. Но видел он и кое-что еще. Два смутных, туманных отражения; два накладывающихся друг на друга изображения еще двух почти точно таких же кабин, где над приборной панелью неуклюже двигались руки мертвецов.
Медленно и осторожно Трегер управлял этими руками, пока другая часть его сознания контролировала его настоящие, его собственные руки, удерживая их неподвижными. На поясе у него тонко гудел трупоконтроллер.
По бокам от него двигались две другие рудоперерабатывающие машины. Руки трупов нажали на тормоза; машины с грохотом остановились. Все три аппарата замерли на краю глубокой впадины; они выстроились в ряд, словно три потертые и побитые джаггернаутовы колесницы, готовые устремиться вниз, во тьму. Каждый день яма неотступно росла вширь: ежедневно из нее извлекали все новые слои руды и камня.
Когда-то на этом месте возвышалась горная цепь, но Трегер ее уже не застал.
Теперь все было проще простого. Машины выстроены в ряд. Заставить их двигаться в унисон совсем не трудно, с этим справится любой мало-мальски грамотный погонщик трупов. Сложно приходилось, когда нужно было заставить несколько трупов выполнять несколько разных заданий. Но хороший погонщик и с этим справлялся. У ветеранов бывало и по восемь мертвецов в бригаде: восемью телами, подключенными к одному трупоконтроллеру, управляло сознание одного человека при помощи восьми искусственных мозгов. Все мертвецы были настроены на один-единственный контроллер; надев этот прибор, погонщик, находясь поблизости от соответствующих трупов, начинал думать за них и управлять ими, как своими дополнительными телами. Или даже как своим собственным телом. В зависимости от мастерства погонщика.
