Учреждение новой организации, которая занималась бы устройством жизни и защитой русских эмигрантов, связано с деятельностью генерал-майора Михаила Федоровича Скородумова (1892–1963)
[34]. Михаил Федорович был офицером лейб-гвардейского Павловского полка, участвовал в Первой мировой войне с самого ее начала, несколько раз был ранен, попал в плен, пытался бежать, наконец был обменен и вернулся в 1917 г. в Петроград, участвовал в неудавшемся офицерском заговоре. С началом Гражданской войны М.Ф. Скородумов — ее активный участник, он отличился в ходе взятия Киева, Днестровского похода, обороны Перекопа. Далее типичная судьба — эвакуация в Галлиполи, затем в Болгарию, активная деятельность в РОВСе
[35]. В 1921–1922 гг. происходит политическое сближение болгарского правительства под руководством лидера Болгарского земледельческого народного союза Стамболийского с Болгарской коммунистической партией. Стамболийский даже встретился с советскими делегатами на конференции в Женеве в апреле 1922 г. Сразу после этого положение эмигрантов в Болгарии резко ухудшилось, начались избиения русских офицеров на улицах и высылка неугодных
[36].
Генерал Скородумов был выслан болгарскими властями в Королевство СХС. В Белграде Скородумов занялся политической и общественной деятельностью. М.Ф. Скородумов был участником и одним из наиболее заслуженных инициаторов сбора и перезахоронения останков русских воинов на Салоникском фронте. По признанию современников, именно ему принадлежит особая роль в возведении на месте братской могилы перезахороненных воинов величественного памятника Славы русским воинам на Новом кладбище (Белград). Это самый большой монумент русским солдатам в Сербии. Кроме того, это самый крупный памятник русским солдатам, павшим в Первую мировую войну, во всем мире
[37]. Кроме того, Скородумов участвовал в организации союза бывших кадровых царских русских офицеров и остальных военнообязанных, получившего название «Русское народное ополчение»
[38]. «Ополчение» занимало крайне правые, последовательно монархистские позиции, выражая чаяния тех русских эмигрантов, которые не смирились с поражением в Гражданской войне и стремились к продолжению борьбы с теми, кто, по их мнению, поработил Святую Русь, обагрил руки в крови русского народа и изгнал на чужбину национальную элиту. Символ «Русского народного ополчения», так называемый «ополченческий крест»
[39](равноконечный крест с полукруглыми, расширяющимися на конце ветвями), появился в 1935 г. на памятнике русским солдатам Первой мировой на Новом кладбище в Белграде, а в 1941 г. — на стальных шлемах бойцов РОК. В рамках официального массового мероприятия, посвященного перенесению праха русских солдат в склеп при основании памятника, М. Скородумов 24 мая 1935 г. обратился к собравшимся эмигрантским массам с речью. Он с горечью заявил: «Сегодня, хороня эти кости мы хороним не только кости наших погибших солдат, наши святые кости, но и хороним нашу русскую глупость»
[40]. Скородумов выразил уверенность в бессмысленности Первой мировой войны для России и высказал гневные слова по адресу Англии и Франции, которые извлекли из войны большую пользу. Таким образом, Скородумов выразил как мнение своих единомышленников из «Русского народного ополчения»
[41], так и мысли многих других проживавших на чужбине русских эмигрантов — участников Первой мировой войны.
Надо отметить, что в то время проживавшая в Югославии часть русской эмиграции, как и вся русская эмиграция в целом, фактически поделилась на две части — «оборонцев» и «пораженцев». Первые считали, что гитлеровская Германия стремится уничтожить Россию, вторые — что гитлеровская Германия стремится уничтожить лишь большевизм в России. На этом основании одни утверждали, что следует помогать Сталину в обороне России, другие считали, что целесообразно желать поражения СССР, т. е. победы А. Гитлера. Объективности ради стоит отметить, что в тот период подобные разногласия были вполне объяснимы. Несмотря на отдельные достаточно двусмысленные пассажи в «Майн кампф», гитлеровское окружение не состояло из откровенных русофобов. Сам Гитлер не высказывался по этому поводу достаточно открыто. Интересно отметить, что лишь после начала нападения на СССР, в конце 1941 г., сам фон Бок, генерал-фельдмаршал вооруженных сил нацистской Германии, командовавший группой армий «Центр» во время подготовки и в начале нападения Германии на СССР, с удивлением узнал, как действительно видели дальнейшую судьбу России Гитлер и его приспешники Розенберг и Гиммлер
[42]. Наивность русских эмигрантских кругов доходила до удивительной степени: например, обратившийся 24 мая 1941 г. в белградское отделение гестапо и СД журналист Сергей Завалишин в качестве подтверждения своей верности идеалам нацизма сообщил о том, что он был сотрудником, издателем и совладельцем газет «Всеславянский клич» и «Всеславянская трибуна», которые, по его мнению, стояли на позициях стран Оси
[43]. Подобные воззрения расходились с поступившими вскоре инструкциями; не только панславизм и «всеславянство», но даже и само слово «русский» должны были вызывать подозрительность у бдительных сотрудников СД. Показательно, например, как 10 марта 1942 г. (когда немцы еще не дошли до безысходной полосы поражений, но уже успели полностью сформулировать свои взгляды на практическую политику на востоке) немецкий цензор исправил статью Г.П. Граббе, «секретаря РПЦЗ в Сербии» (так названа его должность в его личном деле в гестапо). В этой статье, под заголовком «Сербская церковь против коммунизма», помещенной в сербском официозе — газете «Наша Борба», Г.П. Граббе достаточно объективно, и в то же время лояльно по отношению к немецкой политике, анализировал взаимоотношения Сербской и Русской церквей в Новое время. Немецкий цензор вычеркнул из статьи несколько слов, очевидно, показавшихся ему вредными и опасными: «Югославия» и «вечная, великая, славянская Россия»
[44]. А В.К. Штрик-Штрикфельдт, участвовавший в создании РОА и личный друг А.А. Власова, описывает еще более примечательный случай, имевший место примерно в то же время: из песни о Стеньке Разине было приказано исключить слова о Волге как «русской реке» и петь вместо этого «мощная река»
[45]. Немногие из русских эмигрантов в Югославии весной 1941 г. могли предвидеть такое развитие событий.
