Еще до прибытия подпоручика Златковича генерал Миляев приказал своим частям (429, 431, 439-му стрелковым полкам, усиленным частями противотанковой и самоходной артиллерии) выдвигаться в направлении Крушевца
[908]. В боевом приказе № 35, полученном в полках в 24.00 13 октября, генерал Миляев определил размещение частей дивизии на тот момент. Согласно этому приказу, части дивизии преследовали отступавшего на северо-запад противника и к 13.00 13 октября заняли г. Парачин и расположились на позиции Стрижа — Доне-Видово. На следующий день было запланированы продолжение наступления и взятие города Крушевац. Дивизия генерала Миляева находилась на крайнем левом фланге наступления 57-й армии и не имела с левой стороны никаких обозначенных советских или союзных войск, а с правой стороны наступали части 68-го стрелкового корпуса. Общей задачей дивизии было до 14.00 перейти западную Мораву и взять город Крушевац. Генерал Миляев разделил свои силы. Захваченные населенные пункты (Парачин, Доне-Видово, Горин, Сикирица, Дреновац) должен был до подхода частей 233-й стрелковой дивизии оборонять 429-й стрелковый полк, усиленный 523-м минометным полком и двумя дивизионами 1028-го артиллерийского полка. После подхода частей 233-й стрелковой дивизии, наступавшей во втором эшелоне, 429-й полк должен был присоединиться к остальным частям дивизии, которые к тому времени уже должны были взять Крушевац. В 09.00 431-й стрелковый полк, усиленный отельным гвардейским самоходным артиллерийским полком и одним дивизионом 1028-го стрелкового полка, должен был взять города Чичевац и Сталач. После этого штаб 431-го стрелкового полка и артдивизион должны были остаться в Чичевце, а два батальона пехоты и самоходки должны были до 14.00 с севера и востока войти в г. Крушевац и занять его северную часть. В то же время 439-й стрелковый полк, усиленный 418-м противотанковым артиллерийским полком, — обойти Мойсиньскую гору в пригородах Крушевца и войти в город с востока и юго-запада, чтобы к 14.00 занять южную часть города. Командный пункт 52-й стрелковой дивизии должен был перемещаться из Стрижи в Чичевац, а затем в Крушевац. Однако честь первым войти в город была закреплена за 16-м отдельным штурмовым стрелковым батальоном 3-го Украинского фронта (16-й ошсб). Этот батальон должен был уже в утром в 9 часов выйти из Варварина в Крушевац и войти в город с северо-западной стороны, после чего закрепиться на северо-западном выходе из города. В то же время разведвзводы частей должны были выйти по направлению наступления еще в ночь с 13-го на 14 октября.
Столь подробное изложение содержания боевого приказа генерала Миляева позволяет читателям ясно представить, в каких обстоятельствах Д. Кесерович послал своего курьера в штаб 52-й дивизии с письмом от американского лейтенанта, предлагавшего советским войскам остановиться перед звезднополосатым флагом над Крушевцем. Переговоры были начаты тогда, когда дивизия уже приступила к выполнению поставленного перед ней боевого приказа. В то время, когда Златкович пытался предложить генералу Миляеву начать переговоры, самоходки ИСУ-122 из отдельного гвардейского самоходного артиллерийского полка уже подходили к расстоянию гаубичного выстрела от окраин Крушевца. При этом во время переговоров самоходки не стояли на месте, а активно двигались к Крушевцу. Учитывая эти обстоятельства, ультиматум Миляева о сдаче города и оружия до 16.00 звучит достаточно ясно. Речь шла не о намеренно невыполнимом и жестком условии, а о том, что сдача города имела бы смысл только к намеченному сроку, после которого город неминуемо должен был оказаться в руках Красной армии, в соответствии с планом наступления не только дивизии, но и корпуса, армии и всего фронта.
Тем временем в самом Крушевце ситуация развивалась по-своему. Согласно донесению Кесеровича, уже в 06.30 14 октября в его штаб прибыл майор Весич вместе «с одним русским лейтенантом». С учетом того, что в дальнейшем этот лейтенант опирался на советские части, наступавшие с северо-запада, можно прийти к выводу, что речь шла о пешем разведвзводе из 16-го ошсб.
Стоит в двух словах объяснить, что из себя представлял 16-й ошсб. Речь шла об особой штрафной части для офицеров. В отдельных штурмовых батальонах лишь командир батальона, его заместитель по кадровым вопросам, начальник штаба и командиры рот были из постоянного офицерского состава. Все остальные были из «специального офицерского контингента»: в основном, окруженцы 1941–1942 гг., которые просто просидели в окружении до прихода войск Красной армии, не приняв участия в партизанском движении. Формально их не осудили и даже не разжаловали, но после фильтрации в лагерях НКВД их на два месяца отсылали в штурмовые батальоны, где они на рядовых должностях возвращали Родине тот долг, который их ровесники платили в то время, пока они выжидали в тылу врага, «чья возьмет». По истечении двухмесячного срока или ранее (в случае ранения или награждения орденом) эти офицеры вновь возвращались на офицерские должности по военно-учетной специальности. Считалось, что штурмовые батальоны являются особенно подходящими частями для того, чтобы первыми входить в небольшие неприятельские города. После ряда таких штурмов командир дивизии, во взаимодействии с которой они участвовали в бою, подписывал на батальон «боевой отзыв» и батальон расформировывали
[909].
Именно такой командир разведвзвода из «специального офицерского контингента» и прибыл в сопровождении майора Весича к полковнику Кесеровичу. По словам Кесеровича в его донесении Михайловичу, советский лейтенант сказал, что «имеет полномочия урегулировать отношение наших войск и русских войск, наступающих к Крушевцу. Он сказал, что Кесерович останется комендантом Крушевца и что наши войска считаются союзными, что партизанам не разрешат входить в Крушевац и что, если они попробуют это сделать, то их разоружат». По наблюдениям майора Весича, столь же дружелюбное отношение к четникам выражали и другие военнослужащие из 16-го ошсб, наступавшего по направлению к Крушевцу. Оказавшись в обществе американского и советского лейтенантов, обрадованный Кесерович почувствовал себя в центре внимания союзников. Он получил сообщение о подходе основных сил русских с северо-запада (это были части 16-го ошсб) и поспешил ускорить переговоры с немцами. Именно в этот момент к Д. Кесеровичу прибыли Кумм и Кни для того, чтобы ответить на ультиматум. Майор Кни, по словам Э. Краммера, удивился услышанному и спросил, «почему четники его не защищали, а Кесерович ответил, что он обещал бороться против партизан и коммунистов, но не русских, так как они союзники»
[910]. После этого пообещавшие Д. Кесеровичу подумать о сдаче немецкие офицеры свободно покинули его штаб.
На этот раз пришел черед удивляться Д. Кесеровичу, так как О. Кумм вызвал по радиостанции бронетехнику из состава дивизии и под прицелом ее стволов выехал из Крушевца в Кралево, где располагались основные силы немцев. Хотя Д. Кесерович и пишет в своем донесении, что «мало кому из немцев удалось ускользнуть»
[911], это явно не соответствует действительности. Командир 7-й дивизии СС О. Кумм даже не упоминает эпизод в Крушевце в своих воспоминаниях о боевом пути дивизии
[912]. Один из бойцов ЮВвО из Восточной Сербии куда более реалистично вспоминал, что немцы организованно отступали от Сталача (куда прибыли советские части) и что танки, бронетранспортеры и грузовики с солдатами «промчались без остановок через город и освободили своих солдат» без особых затруднений, «так как по танкам с голыми руками было не ударить»
[913]. Из оставшихся в городе немецких складов захватили богатые трофеи. Удалось захватить в плен несколько солдат вермахта и РОК, охранявших объекты в Крушевце.
