Медик, сидевший на полу, бережно открыл Дафне рот и посветил фонариком в горло, потом покачал головой.
– Пусть лучше в больнице вынимают, – он перевел взгляд на Маррити. – Вы в порядке?
– Конечно, – ответил тот, глубоко вдохнул и выдохнул. – Устал только.
– Сколько она была без сознания?
– Не больше минуты, – ответил Маррити.
– Возраст?
– Двенадцать.
– Лекарства принимает, аллергия есть?
– Нет, нет.
– Хорошо. Мы поставим капельницу – просто поддержим ее глюкозой и доставим в госпиталь Святого Бернардина, чтобы там удалили блокировку и наложили швы ей на горло. Скорее всего, оставят в больнице на ночь: наблюдение, антибиотики. Но выглядит она хорошо. Кто делал трахеотомию?
– Я, – сказал Маррити.
– Хорошо получилось.
– Мне тоже так говорили, – пробормотал Маррити-отец.
– Думаю, завтрашний ужин отменяется, – обернулся к нему Фрэнк.
Старый Дерек Маррити стоял на тротуаре под козырьком ресторана и смотрел, как парамедики осторожно помещают носилки с Дафной в задние дверцы своего красно-белого фургона, а Фрэнк Маррити забирается в салон следом. Дверцы тут же захлопнулись и скорая со включенной мигалкой вывернула на солнце, уносясь по Бэйс-лейн на восток.
У старика еще кружилась голова, звенело в ушах. Он так пристально вглядывался в осунувшееся лицо Фрэнка, что перед глазами до сих пор стоял его квадратный подбородок, прищуренные глаза, стиснутые губы.
«Он похож на тебя», – сказала Дафна.
– Что вы ему дали, когда он вскрыл ей горло? – спросила у него за спиной полная пожилая женщина. Обернувшись, старик увидел, что она обращается к молодому человеку, сидевшему ближе всех к столику Маррити. С ним тогда был второй, но тот куда-то подевался, пока Дафна задыхалась.
– Ручку «Бик», – ответил молодой человек, – только чернильный стержень вынул.
– Не слишком стерильно, – заметил Дерек Маррити.
– Об этом в таких случаях беспокоишься в последнюю очередь, – коротко пояснил мужчина. – Он ее отец?
– Да.
Да, думал Дерек Маррити, он – ее отец. А я здесь чужой и скоро исчезну со сцены. Бесполезный, ненужный чужак, вот кем я оказался.
Молодой человек молчал, глядя на него, но Маррити не поддался на этот старый полицейский трюк – изображая заинтересованность, подталкивать собеседника к разговору. Этот парень как нарочно оказался рядом, нервно соображал он. Они с приятелем из какой-нибудь секретной службы, Моссад или АНБ, не важно. Но что бы я сейчас мог им сказать? Совершенно не представляю.
Может быть, они следили за мной. Может, уже пристроили к «Рамблеру» какое-нибудь дурацкое чудо современных технологий.
Губы Дерека скривились в усмешке, когда он представил большую металлическую коробку, мигающую огоньками и ощетинившуюся антеннами, словно полированными прутьями арматуры. Типа как в «Агентах А.Н.К.Л.».
Он только теперь заметил, что торопливо хромает на восток по солнечной стороне Бэйс-лейн, мимо большой желтой оштукатуренной арки ремонтной мастерской, мимо двух выцветших домиков в стиле бунгало, словно закованных в кандалы – за проволочной оградой и с чугунными решетками на окнах. Он не помнил, когда ушел от молодого шпиона и старой толстухи. «Рамблер» ждал его впереди на боковой улице, Дерек заныкал под сиденьем бутылку водки. Без привычной витаминной добавки ему не сообразить, что делать дальше. День сложился ужасно неудачно. Фрэнк с Дафной, должно быть, считают меня психом, подумал он.
И еще подумал: я скоро исчезну со сцены.
Вчера, выйдя босиком из двери Калейдоскопа – за добрый час до приезда Фрэнка и Дафны, – он увидел среди высокого бурьяна голых младенцев, сучивших розовыми ручками и ножками на фоне черной земли и зеленых стеблей. Дюжина? Полдюжины? Маленькие крикуны растворились в воздухе, едва он изумленно моргнул.
Белая горячка, подумал тогда Дерек, пока что легкая стадия. Хотя на самом деле все мы – просто искры, плавающие в пустоте, покинутой Богом, когда он умыл руки, не более материальные, чем эти алкогольные призраки младенцев. На что мы тратим жизнь?
Он ее отец. Да. Не я, черт меня побери, не я. У меня когда-то была дочь, но она умерла. Она не вернется к жизни. Не вернется, и нечего больше об этом мечтать.
У меня есть… другая дочь. Она вырастет. Господи, помоги ей и мне помоги, Господи.
В памяти промелькнул, быстро растаяв, образ темноволосой девчушки, сосредоточенно нахмурившейся над книжкой, потом возник и так же быстро растаял другой образ: пьяная женщина решительно садится за руль «Форда LTD» и захлопывает дверцу.
На следующем перекрестке он повернул направо. Больная нога ныла, а впереди он уже видел припаркованный в тени перечного дерева «рамблер», но видел смутно, сквозь слезы.
«На реках вавилонских, – думал Дерек, – я сидел, смерть отца оплакивая горько».
Но он знал, что оплакивает Дафну.
Глядя вслед ковыляющему прочь старику, Боззарис подумал, что тот, похоже, не в своем уме. Впрочем, Лепидопт велел саяним за ним проследить: любой человек на улице мог оказаться одним из них.
Боззарис повернулся к пожилой женщине.
– Вы в ресторане говорили по-немецки. Вы немка?
Вопрос ей явно не понравился.
– Моя мать была немкой, – объяснила женщина. – Это слова молитвы, которую она часто повторяла.
Боззарис собирался спросить, как она переводится, но тут из ресторана, болтая без умолку, появились две ее подруги, а через минуту к обочине подкатил белый квадратный автобус по вызову, с шипением раздвинулись двери, и все три женщины забрались в салон.
Боззарис весело помахал в непрозрачные тонированные стекла и направился обратно в ресторан, когда из дверей вышел Малк.
– Обеденный перерыв кончился, а Бейли так и нет. Ну и черт с ним, – проговорил он.
– И то верно, – согласился Боззарис, пристраиваясь в ногу со старшим партнером, который, обогнув западный угол, зашагал к парковке. Оба щурились против солнца.
Малк тихо заговорил:
– Прихвати пакет рядом с мусорным баком у задней двери, даже если придется прыгать через забор, прыгай. Я утащил пивные бутылки со столика старика, заменил их другими, с соседнего стола. Отпечатки пальцев.
– Понял.
Пауль Гольц сидел за рулем автобуса по вызову, а Шарлотта Синклер устроилась на гофрированном резиновом полу в конце салона.
– Тот парень встретился с тем, с кем раньше сидел, – сказала она, пока машина набирала скорость, – они идут к парковке, говорят… нет, уже слишком далеко.
– Ладно, – успокоил Гольц, – скоро прослушаем записи. Но, Тина, – продолжал он, бросив сердитый взгляд в зеркало заднего вида, – с какой стати ты заговорила по-немецки?
