Ответ, похоже, не обрадовал Боззариса.
– Их обоих нет в живых, – заметил он. – Но ведь даже в 33-м, когда она вернулась из прошлого, эти кошмарные младенчики здесь не появлялись, да? – он покачал головой. – Жуть какая, с этими младенцами.
– Нет, здесь они и не могли появиться – можешь больше не трястись. Левин из хайфовского Техниона считает, что виртуальные младенцы появляются там, куда прибывает физическое тело, да и то совсем ненадолго. Когда, путешествуя во времени, ты теряешь скорость, набранную в пятимерном пространстве, и замедляешься до скорости последовательного времени, возвращаясь в наш ограниченный мир Асия из более масштабного мира Йецира, избыток энергии сбрасывается в виде виртуальных копий тебя самого, причем для вселенной экономнее выбросить множество совсем юных копий, чем несколько зрелых; точь-в-точь как раскаленный кирпич излучает низкоэнергетические инфракрасные волны, а не высокочастотные волны в видимом диапазоне.
Боззарис, не в силах разобраться в этой метафизике, только головой покачал.
– Но все же это настоящие дети? Когда это происходит? Или они просто… миражи?
Светловолосая девушка на велосипеде, замедлив ход, бросила Лепидопту красный транзисторный приемничек, тот поймал его левой рукой.
– Прием нормальный и скучный, – сообщила она и погнала дальше, мелькая загорелыми коленками и выворачивая из тени на пляж.
– Саяним становятся все симпатичнее, – отметил Боззарис.
– Скотина ты! – Лепидопт выкинул пластиковый пакет «Сирс», в который был упакован приемник, и, глянув на шкалу настройки и проверив частоту, засунул радио в карман свитера.
– На что он настроен? – поинтересовался Боззарис.
– Сто восемьдесят мегагерц, – ответил Лепидопт. – Самая высокая из доступных FM частот. Кажется, христианское вещание, – он вздохнул. – Если Лизерль и правда прыгнула отсюда меньше двух суток назад, ткань пространства-времени должна быть так перекручена, что на высоких частотах остались складки. Сигнал должен интерферировать сам с собой.
Нетерпеливо скользнув взглядом по пляжу и парковке, он продолжил:
– Однажды такого младенца выхватили из поля обратного выхода, пока поле не исчезло. Он прожил по меньшей мере семь лет. Так что, да, похоже, они настоящие.
– И мне можно об этом знать?
– Это касается нашего дела. В 1928 году отец брал Лизерль с собой в Цуоц, в Швейцарские Альпы. Ей тогда было двадцать шесть, а Эйнштейну сорок девять. Он потом говорил ей, что ездил в Цуоц исправить грех, совершенный несколько лет назад, – а вышло, что совершил другой, еще страшнее. В общем, когда его таинственная машина была готова и он поднялся на вершину над Цуоцем и… вероятно, померцав какой-то миг, он тут же потерял сознание, поскольку использовал только одну свою астральную проекцию, оставшуюся в долине под Пиц Кешем, и удар при возвращении оказался слишком концентрированным и ничем не сбалансированным. А Лизерль оказалась лицом к лицу не только с отцом, который лежал в обмороке, но и в окружении… сколько их там было? несколько дюжин?.. голеньких младенцев, лежащих на снегу. Она схватила одного и кинулась к ближайшему дому, где жил друг Эйнштейна, Вилли Майнхард, и позвала людей на помощь, но, добравшись до места, они нашли там одного Эйнштейна. Остальные младенцы пропали, хотя тот, которого спасла Лизерль, вполне себе присутствовал в доме Майнхарда. До этого Эйнштейн любил горы – ходил в походы по Альпам с женой и Марией Кюри. А потом даже видеть их не мог.
Мальчишка-подросток, прокатив мимо на скейтборде, крикнул: «Станция кретинская, но прием хороший!»
Он бросил зеленый пластиковый приемник, и Лепидопт, поймав его, помахал рукой.
– Все это мы узнали, – продолжал он, обращаясь к Боззарису, – от Греты Маркштейн, старой подруги Эйнштейна, которая взяла к себе и растила невероятного младенца – это, разумеется, был мальчик – еще семь лет. Вот, держи свое радио, оставь себе. По-видимому, денег на ребенка Эйнштейн не давал, поэтому в 1935-м Грета отправилась к нескольким его коллегам в Берлине и Оксфорде с просьбой передать Эйнштейну, что она его дочь, а семилетний мальчик – его внук, и ей нужна финансовая помощь. Нам она говорила, что не сомневалась: Эйнштейн поймет, кто она на самом деле и кто или что такое этот малыш. Фредерик Линдерманн из Оксфорда, принимая женщину с ребенком у себя в кабинете, дал им попить воды и после их ухода сохранил оба стакана с отпечатками пальцев.
Лепидопт помолчал, следя глазами за парившими в солнечном сиянии чайками – ярко-белыми на фоне все еще темно-голубого неба.
– Иссер Харель, – продолжал он, – заполучил эти стаканы в 1944-м, за четыре года до того, как возглавил Шин-Бета, и за шесть лет до того, как стал руководителем Моссада. Он убедился, что женские отпечатки действительно принадлежали Маркштейн, а вот отпечатки мальчика его, естественно, заинтриговали. Секретное хранилище, которое он устроил за фальшивой стеной в своей квартире на улице Дов Хоз в Тель-Авиве, во времена Британского мандата, предназначалось в первую очередь для хранения этого стакана.
Лепидопт пожал плечами.
– Понятно, что это ничего не доказывало – просто старый стакан с детскими отпечатками Эйнштейна, причем никак нельзя было подтвердить, что отпечатки не датируются 1880-ми. Однако при всей сомнительности происхождения, это указывало, что у Эйнштейна имелось нечто такое, о чем Израилю следует знать. Харель пришел к выводу, что речь идет о путешествии во времени, что маленького Эйнштейна каким-то образом доставили в 1935 год. Это действительно было путешествие во времени, однако мальчик был всего лишь квантовым побочным продуктом, а не настоящим Эйнштейном.
– Интересно, почему отпечатки Фрэнка Маррити идентичны отпечаткам того старика, который ездил на «рамблере»? Что, Фрэнк Маррити – выживший дубликат старика?
Малк утром обнаружил «рамблер» на стоянке у детской больницы Эрроухеда, хотя старика, который в нем приехал, нигде не было видно. В больничном вестибюле стреляли, потом Маррити с дочерью, на вид невредимые, сбежали.
– Это возможно, – ответил Боззарису Лепидопт, – если старик в какой-то момент перескочил в 1952 год. Хотя у Маррити есть с виду вполне легальное свидетельство о рождении в больнице Буффало штата Нью-Йорк. А у такого виртуального младенца законного свидетельства быть не может. Но более вероятно… – Лепидопт в упор взглянул на напарника, – что этот старикан и есть Фрэнк Маррити, запрыгнувший сюда, в 1987-й, из будущего.
– Ого! – заморгал Боззарис.
– Возможно, это и убило Сэма Глатцера, – добавил Лепидопт. – Когда старый Фрэнк Маррити в воскресенье днем подъехал на «рамблере» к дому своего более молодого двойника, Сэм увидел одного человека в двух местах. Дальновидцы словно по канату ходят, когда работают, они очень рискуют, а такое невероятное зрелище могло дезориентировать и слишком потрясти его.
Молодой полицейский в синих шортах и рубашке с коротким рукавом подкатил к ним на велосипеде и притормозил перед Лепидоптом.
