– Серьезно? Застрелить вас? У нее был пистолет?
– Да, Беннет, – терпеливо произнес Маррити. – И она из него стреляла. Несколько раз. В меня.
Беннет хмуро покачал головой, подумал и спросил:
– А кто такой Мильтон?
– Один поэт, – ответила Дафна. – Он давно умер.
Беннет досадливо отмахнулся. Он, сильно щурясь, осматривал машины на парковке у торгового центра.
– Почему твой отец остался с этими людьми? – спросил он Маррити.
– Насколько я понял, он с ними знаком, – ответил Фрэнк. – Я о нем ничего не знаю – мы и с ним только вчера познакомились.
– Мойра его ненавидит.
– Я, наверное, тоже. Хотя утром в больнице он спас мне жизнь.
– Ты не сказал нам, что Дафна в больнице, – заметил Беннет. – Пришлось узнавать об этом от Штурма и Дранга сегодня утром.
– Все произошло очень неожиданно, – объяснил Маррити.
– Папа сделал мне трахеотомию, прямо на полу в ресторане «У Альфредо», – похвасталась Дафна. – На Бэйс-Лайн. Ножом.
– Они дали тебе пятьдесят тысяч долларов? – спросил Маррити.
– Вроде, да. Ты сам сделал трахеотомию? Экстренную трахеотомию? Ух ты! – Беннет снова вытер губы рукавом. – Сначала они предлагали пятьдесят тысяч за что-то, чем владела ваша бабка, за эту машину, надо думать. А потом вышло – просто за то, что я приведу вас с Дафной.
Маррити вздрогнул.
– Рад, что ты не отдал нас им.
Собирался ли Беннет поделиться с ним деньгами, он не спросил.
Дафна уже выела все мороженое из рожка.
– Как ты думаешь, микробы за это время уже умерли?
– Какие микробы?
– Которые были на руках у мороженщика? Открытый воздух ведь убивает их?
– Вполне возможно.
Она подняла рожок и, повертев, обдувала его со всех сторон.
– Я их сдула, да? Микробов?
– Уверен, что да. Только прожуй хорошенько.
– Ты должен был сказать: «Безусловно!»
– Безусловно.
– Да ты не говори, если так не думаешь.
– Даф, я понятия не имею, сдула ты их, или нет.
– Ну, верхушку он точно не трогал, – решительно заявила Дафна и откусила кончик. Растаявшее мороженое закапало ей на подбородок и на блузку.
Она бросила рожок на стол.
– Мне нужна чистая одежда, – сказала она. – И тебе тоже, пап. Мы второй день в одном и том же. И еще зубные щетки.
– Вон наше такси, – сказал Маррити, поднимаясь.
– Думаю, в доме, где мы будем прятаться, есть стиральная машина, – сказал Беннет.
Шарлотта осматривалась вокруг глазами старика, который утверждал, что он Фрэнк Маррити из будущего.
В зеркале заднего вида она увидела голубые глаза молодого Хинча. Шарлотта помнила, что парень изучал богословие в духовной семинарии в Сан-Франциско, пока его прогрессивные, вежливо скептичные преподаватели не посоветовали ему искать настоящую сверхъестественную силу в другом месте. Шарлотта была уверена, что Весперс завербовал его, напомнив о древнем обещании: «Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло».
Денис Раскасс, лежавший без сознания по другую руку от Маррити, сказал бы скорее «эффективность», а не «зло». И «трусость», а не «добро».
Над подголовником переднего кресла виднелись несколько кудряшек, торчащих из взъерошенной шевелюры Гольца.
Рация на приборной доске щелкнула и зашипела, потом пробился голос:
– Третий.
– Второй, – ответил в микрофон Гольц.
– Нашли машину Первого, пушки острова Наварон.
Гольц нетерпеливо переключил частоту, и голос продолжил:
– На Юкке. В окрестностях никого подозрительного не замечено. Стереосистама сгорела, внутри все в дыму.
– Машина на ходу?
– Да, в полном порядке.
– Встречайте нас на углу Санта-Моники и Моби Дик… – щелк! – и Ван-Несс. Обменяемся машинами, эту возьмете вы.
– Понял, – ответил голос, и Гольц повесил микрофон на крючок.
– Отвези нас на пересечение Санта-Моники и Ван-Несс, – сказал он Хинчу.
Шарлотте стало интересно, почему могла загореться стереосистема в машине Раскасса.
Она вдруг заметила, что смотрит на собственный правый профиль, и огорчилась, обнаружив усталые морщины у глаз и губ. Обернувшись к Маррити, она порадовалась, что морщины в уголках глаз прятались за темными очками.
– Какого черта, – заговорил Маррити, – сегодня утром ты пыталась убить Фрэнка Маррити – молодого меня? Шарлотта пожалела, что не видит выражения его лица.
– Думаю, – поспешно вмешался Гольц, – произошло недоразумение.
Он развернулся всем телом, чтобы видеть Маррити в щель под подголовником.
Поле зрения Маррити сузилось в верхней части – вероятно, старик хмурился.
– Очень скоро, – пообещал ему Гольц, – у нас у всех будет возможность задать все вопросы и получить на них ответы.
Глаза его за стеклами очков заморгали, Шарлотта поймала его взгляд, брошенный на обмякшнее в углу тело Раскасса.
– По-моему, он умер, – добавил Гольц. – Или умирает.
Он отвернулся и снова стал смотреть вперед.
Шарлотта попробовала переключиться на зрение Раскасса – и обнаружила, что видит Гольца и Хинча прямо перед собой, а старого Маррити на заднем сиденье за ними. Она явно смотрела назад со стороны приборной панели. Лица и ладони выглядели неестественно ярко, как будто она видела все в инфракрасном свете. Раскасс, видимо, вышел из своего тела, но находился еще рядом.
Она снова переключилась на зрение Маррити.
– Не думаю, – сказала она.
Справа от нее старый Маррити откашлялся, изображение перед ним дернулось.
– Правда, зачем вы его убили?
– Не мы, а ваш Брэдли, – поправил Гольц. – Он ударил его по голове рукояткой пистолета. Ваш зятек, если вы и правда Фрэнк Маррити.
– Я о своем отце. В 1955-м. Я… не вижу в этом никакого смысла.
– С чего вы взяли, что это не имело смысла? Вам тогда сколько было, три года? Да и я тоже не знаю, я тогда еще не родился. Раскасс говорил, что мертвым ваш отец был нам полезнее, чем живым. Что бы это ни значило.
Гольц неуклюже развернулся на сиденье и улыбнулся Маррити.
– Может, расскажете что-нибудь интересное? Какие-нибудь новости из будущего?
– А вы уверены, что вы убили его?
