– Мы проведем официальное расследование. Вы обязательно узнаете о его результатах, – спокойно заверил Максимус.
Еще раз посмотрел – сквозь каждого и на всех. Повторил:
– А сейчас все прочь отсюда.
И толпа послушно скукожилась, рассосалась. Остались лишь напарник погибшего, Анжела, Таня и еще пара русских с острова.
На дороге яростно взвизгнули тормоза.
– Дружинники, как всегда, явились первыми, – едко констатировал Максимус.
Из машины вышли двое мужчин. Хотя стояли на ногах твердо, от обоих ощутимо пахло спиртным.
Увидев Максимуса, сразу напряглись. Тот, что постарше, втянул голову в плечи. Более раскованный молодой лихорадочно полез в карман, вынул жвачку, развернул, сунул в рот.
Босс обернулся к Татьяне:
– Я так понимаю, на Доске почета их нет.
А у Тани (хотя шок, рядом смерть) в голове немедля новая идея. Закупить тысяч десять гибэдэдэшных «трубочек» и провести месячник без спиртного. Кто желает участвовать, утром и вечером «отмечается». Между тестами можно себе позволить бокал-другой. Но кто превысил официальную норму в три десятых промилле, из конкурса выбывает сразу. А победителем становится тот, у кого наберется меньше всего алкоголя в выдыхаемом воздухе по сумме тридцати дней. Приз приятный. Допустим, уик-энд в хорошем отеле Сантьяго. Плюс хвалебная статья в газете, на Доску почета обязательно вывесить.
Садовникова за свои пару недель на острове успела приметить деталь: жители – вроде бы люди взрослые. Образованные. Самодостаточные. Но жизнь в уединенном месте, в замкнутом коллективе наложила на них странный отпечаток. На Матуа многие чрезвычайно серьезно относились к тому, что о них скажут другие. А еще опрос общественного мнения (Таня успела его провести) выявил высокое желание участвовать в любого рода конкурсах плюс сильное стремление к экономии. (Отличительная черта даже не выше среднего, а среднего класса и ниже.) Но для Садовниковой полученные данные означали: все, что связано с призами, купонами, розыгрышами призов, несомненно, пойдет на ура.
– Таня! – раздраженный голос большого босса вывел из раздумий.
Молодое лицо (столь прекрасное в улыбке) сейчас выглядело маской Мефистофеля. Тон – властный, надменный, отстраненный.
– Сейчас вас отвезут домой.
– Зачем? – удивилась она. – Я дойду пешком.
– Да, мы ведь бегаем! – Анжела, в отличие от перепуганных дружинников, наоборот, старалась влезть под начальственные очи.
Но Максимус еле мазнул по ней взглядом и повторил:
– Татьяна, мой шофер вас отвезет. И никуда из дома не уходите.
«Придет ко мне? Будет предупреждать, чтобы я не выдвигала никаких собственных версий? Не раздувала скандала?!»
Стыдно признаться, но шанс побыть с великим человеком наедине ударил предвкушением в солнечное сплетение, вызвал мощную бурю внизу живота. А скандал – зачем ей скандал? Она и не собиралась его раздувать. Марьяшку все равно не вернешь.
«Немедленно уймись!» – приказала себе девушка.
Но едва водитель доставил ее в пряничный домик, бросилась в душ. Вымыла голову. Лихо и быстро уложила волосы. Глаза блестели, щеки румянились. Никакая косметика не нужна. Но Таня все же усилила природный эффект серебристыми тенями и нежно-персиковыми румянами.
«А Марьяшка сейчас… Нет, не думать о ней».
Смахнула со щеки слезу и помчалась открывать – в дверь звонили.
Приталенная клетчатая рубашка, шорты, босые ноги. Самое то, что нужно.
Но на пороге стоял вовсе не Максимус.
«Корова наивная!» – ругнула себя Татьяна.
Смешная влюбленность застила мозг. А homo sapiens сразу бы догадался: шеф и не собирался к ней. С какой стати? Иное дело – прислать к потенциальной свидетельнице самого главного из блюстителей порядка. Бывшего полицейского.
Его удостоверения Садовникова, ясное дело, не видела. Мужчина с неделю назад представился ей в кафе. Сказал, что зовут его Виктор Андреевич, он полковник и когда-то трудился в МУРе. Но Таня сразу засомневалась, что одышливый дядечка служил на Петровке. Такого бы даже в райотдел не взяли. По всем замашкам выходило – чиновник. Гонитель и без того замотанных оперов. Требовал с них отчеты, спускал указы. И где-то воровал, причем хорошо, масштабно, раз смог позволить себе еще не старым выйти в отставку и купить дом на острове.
Виктор Андреевич, несмотря на свой статус главного радетеля за порядком, от местных традиций не отрывался. Почти каждый вечер навещал бар, пару раз в неделю собирал гостей – на бильярдные матчи с обильной выпивкой.
И сейчас от него слегка попахивало – хотя куда меньше, чем от дружинников.
Сухо поздоровался, сразу прошел мимо Татьяны в дом, не спросил – потребовал:
– Я на террасу.
Разуваться и не подумал. Оставил за собой желтую дорожку песка.
«Ну, хотя бы на пляже побывал, – усмехнулась про себя Садовникова. – Место преступления видел».
Вышел на свежий воздух. Дверь за собой не закрыл. Разгулявшийся к ночи ветер со звоном шарахнул ею об стену.
– Тут фиксатор есть, – показала Таня.
– Что?
– Держатель специальный, чтоб дверь не хлопала.
Оставил ее реплику без внимания. Встал у перил. Напряженно вглядывается в темноту.
Тане стало смешно. Подошла, объяснила:
– Обрыва отсюда и днем не видно. До него семь домов. И деревьев пятьдесят восемь штук, я однажды подсчитала.
– Зачем? – обернулся к ней.
– Просто так, – пожала плечами девушка.
Виктор Андреевич облокотился спиной на перила. Цепко взглянул на Садовникову. Спросил:
– Вы сегодня весь день были дома?
– Утром бегала, – пожала плечами она. – С десяти здесь. Часа в два Анжела пришла.
– Зачем?
– Море рисовать. Она около шести вечера и увидела – на пляже толпа. Предложила посмотреть.
– Вы слышали что-нибудь подозрительное? Крики? Борьбу?
– Конечно, нет!
– Почему «конечно»?
– Потому что от моей глуши до мирадора километр. И ветер сегодня с другой стороны.
– Может, кто-то мимо проходил?
– Мимо террасы не пройдешь, там ни дороги, ни тропинки. А на улицу мы не смотрели. Все время здесь сидели.
– Ясно.
Отлепился от перил, подошел совсем близко. Пахнуло неприятным – перегар плюс плохие зубы или гастрит.
Прищурился:
– Больше ничего не хотите сообщить?
Татьяна вздохнула:
– О чем?
– Какие отношения вас связывали с погибшей?
