– Она была мне симпатична. – Нос зачесался, глаза набухли слезами. – Мы с Марьяшкой познакомились сразу, как я приехала. Три недели назад. Она мне остров немного показала, объясняла, как тут у вас и что. Потом отвела в ваше кафе, мы пообедали вместе. Ну и потом, если встречались случайно, всегда останавливались. Болтали немного.
– Она рассказывала вам про свою любовь?
– Какая любовь! – печально усмехнулась Татьяна. – Она мне про виндсерфинг рассказывала. Про течения океанские. Про соревнования. А мальчишки ее вообще не интересовали.
Умолкла. Всхлипнула.
– Это все, что вы можете сообщить?
– Нет, – взяла себя в руки. – Когда мы в самый первый раз шли вместе по пляжу, мне показалось, из парка за нами наблюдают. Два синих комбинезона мелькнуло. Но девочка сказала – это местные рабочие. И что они часто за ней подглядывают. Но безобидные, никогда не приставали, поэтому она никому и не жаловалась.
– Погибший – один из них?
– Да.
Мужчина достал из внутреннего кармана блокнот. Потертый, в сальных пятнах. Быстрым движением пролистал – все страницы исписаны. Коряво, с помарками.
– Что это? – спросила Татьяна.
– У погибшего в комнате нашли. Вы понимаете по-испански?
– Ну… чуть-чуть совсем.
– Здесь все просто. Взгляните.
Протянул блокнотик.
«Кто бы в России – вот так, запросто! – вещественные доказательства таскал с собой и всем давал поглядеть!»
Садовникова открыла первую страницу.
Больше половины слов она не знала. Но «девочка», «моя любовь», «моя малышка» ей встретились несколько раз. Дальше пошло еще круче: «целовать везде», «нежная попка», «горячее лоно». На следующем листочке примитивная, в стиле наскальной живописи, картинка – половой акт.
Таня поморщилась. Заглянула в конец блокнота. Здесь тоже живопись. Два сердца пронзены ножом и истекают кровью. И крупными буквами: «FINITA».
Садовникова посмотрела на полковника:
– А ее имя хотя бы здесь есть?
– Да, – с готовностью отозвался Виктор Андреевич.
Принял из ее рук дневничок. Легко нашел нужную страницу. Показал: «Марианна. Моя дорогая».
Таня вспомнила:
– А в толпе говорили, у этого парня жена молодая… Ребенка ждет.
– Что жена? – ухмыльнулся полковник. – Она в Сантьяго. А он тут. Контракт на год. Молодой. Женщины нет. Тяжело.
Как-то очень быстро и легко он отвечал на все ее вопросы. Но главное – зачем? Она его не просила отчитываться.
«Неужели не понимаешь, Танюшка, – прозвучал в ушах голос отчима. – Полковник специально пришел убедить тебя в официальной версии».
«Но я вроде и не собиралась свое следствие вести».
И немедленно брякнула:
– Зачем вы мне все это рассказываете?
Он прищурился:
– У нас на острове нет тайны следствия. И прежде чем выслушать вас, я обязан рассказать то, что знаю сам.
– Но мне нечего вам сообщить.
– А почему вы тогда сломя голову помчались на пляж?
– Ну… мы просто увидели… толпу, движение. Анжела предложила посмотреть. Лучше б мы тут остались.
Перед глазами всплыло живое – мокрое, замершее, с посиневшим от холода носиком, но счастливыми глазами – лицо Марьяшки.
Закрыла глаза ладонью – любой ценой отогнать картинку. Пробормотала:
– Но вообще я не верю. Этот Хорхе – сколько ему лет?
– Двадцать семь.
– И у них была любовь?! Да зачем он ей нужен? Нищий. Не умный. Некрасивый.
– Возможно, он только хотел поговорить с ней о любви, – предположил полковник.
– И что? Заманил ее не куда-то, а на обрыв? И убедил вместе прыгнуть? Да быть не может! Марьяшка – боевая девчонка. Что не по ней – легко послать может. И в глаз дать. Руки сильные – с любым мужиком справится.
– Что может девочка двенадцати лет против взрослого мужика? – мгновенно возразил Виктор Андреевич. – И потом, мы не знаем, как все точно произошло. Возможно, они случайно упали.
– А этот ваш свидетель? – иронически поинтересовалась Татьяна.
– Он видел только, как Марьяна с Хорхе шли и держались за руки. Что происходило непосредственно на обрыве, неведомо никому. И возможностей для экспертизы у нас нет. Он мог столкнуть ее, а потом прыгнуть сам.
– Но зачем?
– Потому что девочка отвергла его любовь.
– Нормальные люди так себя не ведут, – уверенно произнесла Татьяна.
– Завтра я отправлю запрос в Сантьяго. По условиям контракта парень представил справку, что абсолютно здоров, но в Чили эти бумажки покупаются даже легче, чем в России.
Полковник тяжело вздохнул:
– А пока пришлось отца Марьяны госпитализировать. Он на себя руки наложить хотел.
И Таня немедленно вспомнила. Выкрикнула:
– Может, это все инсценировка? Месть?
– Чья? – Полковник изобразил искреннее удивление.
– Ну ведь Марьянин отец когда-то убил единственного сына соседей. Логично в отместку лишить его единственной дочери.
– Вряд ли такое возможно, – вяло проговорил Виктор Андреевич.
– Почему?
– Просто некому мстить. Чисто технически. Отец погибшего с острова давно уехал. Мать абсолютно спилась. Вы ее видели? Руки трясутся, ноги не держат. Куда ей человека столкнуть! Тем более двоих.
– Она могла кого-то нанять… Или… или просто притворяться, что беспомощна. Специально, чтобы ее не подозревали… – заметила Татьяна.
Полковник иронически вздернул бровь:
– Да, Татьяна Валерьевна. Я понял. Вы очень деятельный, неравнодушный человек. И еще – большая фантазерка.
Протянул свою лапищу – огромную и противно потную:
– Приятно было пообщаться.
И тяжело потопал прочь.
Провожать его Татьяна не стала.
Опустилась в плетеное кресло. Грохот океана, свист ветра. Темно, бесприютно, холодно.
«А Марьяшка не боялась. Лезла в воду при любой погоде». Садовникова еле удержалась, чтобы снова не заплакать.
Сейчас, в тишине, темноте и одиночестве, ей казалось – никаких смертей не было. Просто спектакль. Очередная постановка «Ромео и Джульетты». Причем довольно бездарная.
Таня ни на секунду не поверила в официальную версию. С какой стати Марьяне идти за руку с этим питекантропом?! Да еще по пути целоваться? А потом вместе с ним прыгать – или позволять себя столкнуть – с обрыва?
Но, может, ситуация развивалась по-другому? И Марьяна все-таки была влюблена? Не в Хорхе, конечно, а в кого-нибудь из ровесников? А рабочий – коли за ней следил, писал про нее гадости в блокноте – увидел ее с мальчиком, приревновал и решил отомстить?
