Самая юная из девчонок – по виду и десяти нет – с готовностью произнесла:
– Давайте принесу! У меня здесь дом рядом!
– Бери любую банку, – кивнула Садовникова. – Литровую, двухлитровую. К ней крышку пластмассовую. И что-нибудь острое. Нож или шило.
Девчушка умчалась. Рыженькая бережно стерла со свечки песок и капли воды, положила ее в карман.
– Вы подруги Марьяны? – сочувственно спросила Таня.
– Ну, типа, – вяло отозвалась вторая девочка – бледная, со встрепанной черной косичкой.
– Нас на острове всего-то одиннадцать. Тут все подруги, – пояснила рыжеволосая.
– Слушайте, а как вы себя учиться заставляете? – с искренним интересом спросила Татьяна. – Если бы меня мама в школу не гнала каждое утро пинками, я бы вообще ничего не делала!
Девочка с косичкой слабо улыбнулась:
– Я учу только то, что интересно.
– А мне папка за пятерки башляет, – не без гордости призналась рыженькая.
– А у Марьяны какой был стимул?
– Никакого. Она только про свои доски читала. Или «Остров сокровищ» в сто первый раз, – отозвалась черноволосая.
– До нее все равно никому дела не было, – вздохнула рыженькая.
Примчалась самая младшая. Притащила банку, крышку. Доложила:
– Нож не дали. Шила не нашла. Тогда секатор у садовника стибрила. Подойдет?
Протянула Татьяне острые садовые ножницы.
– Попробуем.
Таня легко проколола пластмассу. Взяла у девочек свечку, зажигалку. Отвернулась от ветра. Сначала накапала воска на дно банки, потом установила свечу. Подожгла. Пламя задергалось на ветру, но Садовникова прикрыла его крышкой, и огонек заалел уверенно, мощно.
Татьяна вырыла в песке небольшое углубление, поместила в него банку. Обратилась к девчонкам:
– Давайте до половины закопаем. Тогда ветром точно не унесет.
– Хоть бы свалить отсюда поскорей! – невпопад воскликнула рыженькая.
– Зачем? – насторожилась Татьяна.
– Так родаки теперь с ума сбрендили! Мать следилку купила. Отец орет, чтоб дома не позже шести.
– А чего они боятся?
– Как чего? У нас тут всяких Хорхе целый квартал, – буркнула девочка.
– Слушайте, девчонки, я не понимаю, – искренне произнесла Татьяна. – Неужели у Марьяшки что-то было с этим чилийским парнем?
Троица переглянулась.
Самая юная не выдержала первой:
– Конечно, нет! Он ведь простой садовник! Да еще чурк… ну, в смысле, не европеец! – В голосе девчушки звенело неприкрытое презрение.
– Ну а настоящий, белый друг у Марьяны был? – не сдавалась Садовникова.
– Ага, – хмыкнула рыженькая. – Нептун зовут.
– Как?
– Да она ж в море целыми днями болталась! Со своим серфом только и целовалась.
– Но неужели у вас не было никаких вечеринок, дней рождений? Или ее не приглашали?
– Почему? Приглашали. И общалась она со всеми нормально, – пожала плечами черноволосая. – Но дружила больше с мальчишками.
– Просто дружила?
– Слушайте, а что вам до Марьяны? – насторожилась наконец рыжая.
– И кто вы такая вообще? – подозрительно взглянула черноволосая.
– Да тут она, на острове, живет! – защитила самая маленькая.
– Не живу, а работаю, – уточнила Татьяна. – И Марьяну я знала. Она ведь спортсменка. Я думала с ней рекламную кампанию сделать.
«Действительно, хорошая идея. Могла бы быть».
Таня вспомнила крошечную фигурку на гребне волны и шмыгнула носом.
– А я слышала, что Марьяна шлялась по мужикам, – вдруг решительно заявила малышка.
– Да что ты мелешь! – взвилась рыженькая.
– Слышала! – топнуло ножкой юное создание. – Мама папе так говорила!
Черноволосая взглянула беспомощно:
– Не ходила она ни по каким мужикам! Взрослые всегда все неправильно понимают. Рыбачить с пацанами – это, что ли, шляться называется? В футбол с ними играла, в волейбол. Общались. Ничего больше.
– Ты просто ничего не видела. Целуются всегда в темноте, – с важным видом изрекла малявка.
– Ерунды не гони! – цыкнула рыжая. Внимательно взглянула на Татьяну: – У меня брату тринадцать. Он с Марьяной дружбан и сто раз на рыбалку с ней ездил. Но когда надумал поцеловать, она ему сразу кулаком в печень. Он мне синяк показывал.
– И вообще, – добавила черноволосая, – о мертвых нельзя плохо говорить.
Девочки примолкли. Таня больше не задавала вопросов. Смотрела вместе со всеми, как дрожит, колеблется пламя свечи. Думала: где твой рай, Марьяшка? Наверное, в океане. Там всегда тепло, и серф лихо скользит по высоким упругим волнам.
* * *
В гетто для персонала жители острова нос обычно не совали.
Нет, здесь не грабили, не кричали вслед обидных слов и даже на раздевающие взгляды редко осмеливались. Все работники тщательно отобраны, под строгим контролем и оком видеокамер.
Как говорил Марк, «нам просто противно смотреть на чужую грязь».
Но Таня бывала в Индии, Непале, видела там и дохлых собак в канавах, и как кур разделывают на порогах домов. Гетто на Матуа в сравнении с теми краями – почти стерильное. Подумаешь, помойка слегка переполнена.
Рафинированные островитяне просто жутко избаловались. Им странно смотреть на тех, кто не предается бесконечно релаксу, но борется за существование. Пашет в две смены. Спит по четыре часа. Живет впроголодь, чтобы отослать почти всю зарплату домой.
Но если вспомнить фильм «Титаник», простой люд забавлялся куда веселее, чем богачи. В рабочем квартале Матуа инфраструктура развлечений – богачам на зависть. Несколько баров, кафе, крошечная букмекерская контора. Сияет рекламой абсолютный архаизм – видеосалон. А еще – в отличие от пафосных кварталов – здесь не принято было сидеть по домам. То ли менталитет другой, то ли просто душно в конурках без кондиционеров. Улицы почти всегда кишмя кишели народом. Кто на крыльце болтал, кто собирался группками.
А сегодня – хотя время самое рабочее – Таня натолкнулась почти на митинг.
Человек тридцать, не меньше, собрались в плотный кружок и что-то горячо обсуждали по-испански. Увидели Садовникову – немедленно притихли. Демонстративно стояли и ждали, пока она пройдет мимо.
Но девушка и не думала упускать подобную удачу.
Таня отчаянно шарила глазами. Ага. Вот он, возвышается в центре толпы. Тот самый высокий афроамериканец, с которым они вчера перемолвились парой фраз.
Садовникову не смутили настороженные взгляды. Встала на цыпочки, помахала рукой:
