Но на ловца и зверь бежит – увидела юношу на улице.
Тот стоял рядом с мэром.
Девушка подошла к мужчинам.
– Танюшка! – просиял Марк.
Прежде Таня в корне пресекала его улыбку. Сразу заводила речь о делах или же говорила, что очень спешит.
Но сегодня изобразила искреннюю радость:
– Привет, дорогой.
Марк – впервые услышал от нее доброе слово! – восторженно захлопал глазами.
Мэр – грустный, желчный, в обязательных сандалиях поверх носков – взглянул насмешливо. Предупредил:
– Готовься. Сейчас у тебя попросят. Луну и солнце в придачу.
Таня укоризненно взглянула на градоначальника:
– Это у вас, чиновников, все корыстные. А я Марку хотела предложить вместе кофе выпить.
– Ага, – не сдавался мэр. – А пока пить будете, выклянчишь у него – не знаю, что тебе нужно. Вид на жительство. Собственный дом на острове.
– Не судите о других по себе, – бросился на Танину защиту молодой человек. И удивленно спросил: – Ты правда хочешь выпить со мной кофе?
– Все. Пропал пацан. – Мэр жалостливо взмахнул рукой и поковылял прочь.
А Таня пронзила Марка огнем своих голубых очей:
– Хочу. Мне сегодня так страшно было.
Решится обнять?
Ох, до чего робко! Однако положил руку ей на плечо. Ретиво молвил:
– А чего ты боишься?
– Да просто устала, – взглянула жалобно. – Смерти, похороны. Ветер постоянный. Хочется сменить обстановку. У тебя есть яхта?
Тут даже простодушный Марк насторожился:
– Танюшка, что с тобой, а?
Ну, тут можно многократно использованную заготовку применить.
Вздохнула:
– Знаешь, я привыкла казаться железной. Как в той песне: «Она идет по жизни, смеясь». Время сейчас жесткое: покажешь, что слаб – сразу уничтожат. Но, думаешь, мне легко? Вдали от дома? Все время одной? Сижу на этой горе, ветер воет, никого близких…
– Но я все время пытался стать тебе близким! – Объятие стало крепче.
– Прости, – взглянула виновато. – У меня в голове полно мусора. Ты младше, ты вроде как мой начальник. Я не решалась.
«Что я несу?!»
Однако Марк ответствовал абсолютно серьезно:
– Тань, но разве все это помехи для настоящей любви?
«Стоп. Не форсировать. А то немедленно в койку потащит».
Она слегка отстранилась. Опустила глаза.
– Я просто долго привыкаю к людям. А сейчас поняла: мне хочется провести с тобой время. Пригласи меня в гости.
Марк пошел красными пятнами:
– Ты шутишь?
– Нет. Я действительно хочу посмотреть, как ты живешь.
– Но…
– Или ты против? – улыбнулась лукаво.
– Нет! Конечно, нет!
Ей показалось, что сейчас Марк падет к ее ногам.
Но парень лишь решительно заявил:
– Буду рад. В пять нормально? Я за тобой заеду.
* * *
По пути в свой пряничный домик Садовникова весело улыбалась. Хоть с семинарами выступай. «Как обольстить за десять минут». У нее даже быстрее получилось. Оставалось продумать вторую часть: каким образом удержать молодого-горячего на поводке. Татьяна не стеснялась того, что использует мужчин. Но спать ради дела считала примитивом и низостью. Добиться результата через постель умеет любая стерва. Однако Тане куда больше импонировало клише «рыцарь – прекрасная дама». Мужчина должен не в койку тащить, а за честь почитать прикоснуться губами к подолу платья. К тому же чем тяжелее добивается – тем больше ценить будет.
«Ничего. Уклонюсь. Увернусь. А может, Марк себя настолько проявит, что я сама его захочу!»
Она продолжала улыбаться, пока взбегала на крыльцо и доставала ключ.
Однако дверь ей навстречу распахнулась сама.
На пороге стоял бывший полковник полиции Виктор Андреевич. За его спиной маячили двое дружинников. В комнатах, фоном, горько рыдала Анжела.
– Вот и она! – зловеще молвил представитель власти.
Грубо схватил за предплечье, втащил внутрь, приложил лицом к стене, захлопнул дверь. Все – единым, ловким движением.
«Ошиблась я. Он служил. Чиновники так обрабатывать подозреваемых не умеют».
Последние сутки шли настолько по-разному – страх, подъем, ужас, радость, – что Таня даже испугаться не успела.
Только постаралась задержать дыхание, когда его вонючий рот приник к ее уху:
– Что ты делала сегодня ночью в больнице?
И руку, гад, выкрутил – больно до слез, что-то хрустнуло.
Извернуться, врезать по яйцам? Но товарищ полковник, похоже, допускал такую возможность – раз с собой дружинников прихватил. Нет, сегодня действуем по-женски.
– Мне больно, – жалобно пискнула Таня.
И услышала топот – на подмогу спешила Анжела. Упала на руки задержавших Татьяну мужчин, завопила:
– Я буду Максимусу звонить! Вы не имеете права!
– Звони, – хрюкнул Виктор Андреевич.
Резко развернул Татьяну к себе лицом – затылок больно стукнулся о стену.
– Какого дьявола ты ночью рыскала по больнице?!
«Что они знают? Кто меня сдал? Если Джеф – отпираться бессмысленно».
– У меня живот заболел! – пролепетала Таня.
Он вцепился обеими руками в ее плечи, прижал к стене, приблизил к ней лицо, обдал гнилым дыханием.
– Когда болит живот, идут в приемный покой! А не шарятся по всем отделениям!
«Похоже, не Джеф, – дихорадочно соображала Таня. – И про морг он не знает».
С кухни явился один из дружинников. Верноподданнически протянул начальнику запечатанный в пластик пустой стерильный контейнер и пару хирургических перчаток:
– Вот. В шкафу нашел.
Таня внутренне возликовала. Вслух возмущенно выкрикнула:
– Какого черта вы роетесь в моих вещах?
Он вдавил ее в холодную стену еще крепче. Прошипел сквозь зубы:
– Садовникова, не играй со мной! Что ты делала ночью в больнице?
И встряхнул – затылок впечатался в стену еще больнее.
– Ты была ночью в больнице? – удивленно спросила Анжела.
Таня жалобно взглянула сначала на полковника, потом на подругу:
– Да. Пожалуйста, не мучайте меня. Я все расскажу. Я… я хотела в лабораторию профессора Кикина пробраться.
– Куда?! – ахнула Анжела.
