– Меня убедили использовать твои мозги. Но никто не заставит меня тебе доверять. Можешь работать. Но из этого дома ты не выйдешь. И знай: за тобой внимательно наблюдают.
– Я не поняла…
– Ты под арестом. Теперь ясно?
– Но почему? – захлопала глазами Татьяна.
– Потому что я не верю в твои байки. Что ты делала в больнице?
– Искала крем.
– Врешь. Ты была в морге. Зачем?
– Просто дверью ошиблась.
– Бред. Там кодовый замок. Кто тебе помогал?
– Никто, – твердо произнесла она. – Я сама.
Максимус обернулся к сыну:
– Принеси утюг. Или паяльник.
Марк просительно произнес:
– Таня, пожалуйста, скажи нам правду!
«Думай. Выкручивайся!»
Садовникова с вызовом взглянула боссу в лицо:
– Я скажу, почему была именно в морге. Я узнала про мертвых младенцев и решила проверить, правда ли это.
Ей показалось, в его холодных (как у трупа) глазах промелькнуло облегчение. А Марк укоризненно произнес:
– Таня, но мы еще в Москве обсуждали твой контракт. В нем есть пункт семь-один-один, который…
– Да помню я все! – перебила она. – В чужие дела не лезть, иначе смертная казнь. Но я никуда и не лезу! Я просто хочу быть молодой, как вы, господин Максимус!
– Но она и так выглядит прекрасно! – Марк обернулся к отцу, явно ища его ободрения.
Максимус промолчал.
Вот сволочь!
– Думаете, я сдамся?! – продолжала выступать Таня. – Весь мир бьется над эликсиром молодости, а я не могу им пользоваться, хотя нахожусь от него в двух шагах?!
– Но им пока нельзя пользоваться! – Марк прижал ладони к груди. – Еще даже клинических испытаний не было. Господин Максимус (папой его не назвал) действует на свой страх и риск. И вовсе не ради внешности, я тебя уверяю.
– А зачем тогда?
– Кто-то должен быть первооткрывателем. Кикин – тот на себе тестировать испугался. Мне по возрасту рано. А посторонними людьми мы рисковать не можем.
Таня не сомневалась ни секунды:
– Я готова.
– Нет. Технология не опробована. И я тебя очень прошу – от имени господина Максимуса и от своего тоже – забудь про это!
– Послушайте, господа. У вас есть мой психологический профиль. Неужели не понимаете? Хоть под десять замков меня посади, но я эликсир все равно достану! – упрямо произнесла Таня.
– Достанешь. Но не раньше, чем мы получим хотя бы предварительное одобрение Минздрава.
– Значит, я его украду.
– Ну все, хватит! – вмешался большой босс. Насмешливо взглянул на Садовникову. – Если от тебя будет толк, я тебе лично сделаю первую инъекцию. Но сейчас давайте вернемся к проекту. Где Юлиана?
Он взглянул на часы:
– Должна быть здесь. Ужин назначен на половину седьмого.
– Тогда пойдемте есть. А после займемся работой.
* * *
Возможно, Максимус и поверил в ее оправдания. Но отменять домашний арест не стал. Девушке выделили в доме Марка огромную спальню с видом на океан. Все ее вещи аккуратно сложили в чемодан и доставили на следующий день. Никакой связи с внешним миром по-прежнему не было. Доходило до смешного: чтобы посмотреть какую-то мелочь в Интернете, приходилось обращаться к Марку. Ее собственный лэптоп вообще не привезли – выдали другой, к Сети не подключенный.
Таня опасалась, что здесь – на собственной территории – молодой хозяин ее достанет своими поползновениями.
Но бедняга Марк, похоже, сам был не рад, что заварил кашу. От отца ему, видно, влетело крепко. Юлиана тоже не переставала беситься. Укалывать. Ревновать. Каждое утро, когда команда собиралась в гостиной, она демонстративно обнимала, целовала, холила паренька. Всем своим видом показывала: «Не трожь! Мое!»
Хотя любовью, считала Таня, здесь и не пахнет. Пиарщица просто нацелилась на молодого, красивого, богатого. И считала Садовникову конкуренткой.
«Из принципа, что ли, с Марком переспать?»
Но то ли Максимус посеял в сыне зерна сомнения, то ли Юлиана многократно усилила обольщение. Дверь в свою спальню Татьяна не запирала, однако Марк ни разу не попытался войти. И о любви, когда оставались наедине, больше не говорил. Однажды Садовникова сама решила проявить инициативу. После того как разошлись по спальням, отправилась бродить по дому. Заглядывала во все комнаты. Обратила внимание, что спутниковый телефон из кабинета убрали. Но до логова Марка не добралась. Вышла горничная и хмуро велела «не топотать, потому что хозяин уже отдыхает».
Парень и правда работал на износ.
Команда обычно встречалась в девять утра (для Матуа – несусветная рань). Заканчивали всегда не раньше полуночи. Таня падала в постель и мгновенно засыпала. Но Марк, похоже, и ночами работал. Потому что на следующий день всегда сыпал свежими примерами и новыми идеями.
Таня по-прежнему считала (про себя): они собираются сделать большую подлость. Но, как говорил Леонардо да Винчи, «природа так обо всем позаботилась, что повсюду ты находишь, чему учиться». Она прежде не занималась ни политическими технологиями, ни пиаром и теперь жадно перенимала у Марка с Юлианой опыт.
Да и реально было любопытно, удастся ли убедить несколько тысяч взрослых, разумных, самодостаточных людей в явной глупости.
Референдум решили проводить на следующей неделе, в субботу. Мощную пиар-поддержку обеспечили уже давно и теперь напрямую работали с теми, кто может сорвать спектакль.
Опрос общественного мнения выявил двести семьдесят тех, кто «категорически не одобрял», и для каждого приходилось изобретать конфетку или угрозу. Команда разделилась. Таня с Марком придумывали отличные пряники. Максимусу и Юлиане больше нравился кнут.
Об анонимности на маленьком острове речи не шло, поэтому действовали нагло, в лоб.
Ирина Борисовна Кривцова – 2000 долларов наличными?
Анастасия Евгеньевна Ермолина – дочь учится в США, регулярно принимает наркотики. Сообщить в миграционную службу?
Вадим Константинович Ломакин – оплатить уик-энд в Чили?
Николай Леонтьевич Цапенко – сын остался в России, работает в налоговой полиции. Пригрозить, что подставим на взятке? (От шести лет лишения свободы плюс огромный штраф.)
– Но абсолютно всем рот заткнуть не получится, – высказала свое мнение Татьяна.
– Единогласно – это по нашим законам всего лишь девяносто процентов, – пожал плечами Марк. – Пусть отщепенцы каркают. Помешать не смогут. Они безусловное меньшинство.
– Но бурю может поднять и один человек! – упорствовала Таня. – Обратиться к толпе с харизмой Навального: «Люди, что вы творите?» И задумается народ.
