На Матуа не попасть, остров Пасхи далеко, а главное – бессмысленно. Что он сможет сделать – оттуда?
Приходилось полагаться на Пита.
Ходасевич отправил падчерице тщательно продуманный ответ. А потом позвонил парню:
– Петр, я вас прошу, будьте настороже. Очень вероятно, что Таня вас попросит о помощи.
Подспудно боялся, что мальчишка открестится: мол, как я могу ей помочь?
Но молодой фотограф отозвался решительно:
– Сделаю, что могу.
И Валерий Петрович выдал ему указания: с телефоном не расставаться. Электронную почту просматривать, автоответчик прослушивать постоянно.
– Как она мне позвонит? – вздохнул парень. – Если связь вырубили, то на всем острове. А спутниковые телефоны – только у их главарей.
– Значит, Таня до них доберется, – заверил Ходасевич.
И не ошибся.
Тем же вечером взволнованный Пит перезвонил полковнику по скайпу. Включил Танино торопливое сообщение. Полковник услышал перепуганный голосок падчерицы, и у него защемило сердце.
Фотограф, к счастью, разделял его тревоги. Решительно заявил:
– Я доберусь до Матуа и вытащу ее оттуда.
Валерий Петрович вздохнул:
– Нет, Петр. В одиночку такую спецоперацию вам не провести. И помочь я, увы, не могу. Матуа – это и не Чили, и не Россия. Спецназ туда никак не отправишь.
– Что тогда делать?
– Выполнять ее поручение. Вы сможете проникнуть на остров и забрать посылку?
Не колебался ни секунды.
– Да.
– Как?
– Вопрос финансов. И определенной доли везения.
– Я сейчас позвоню в свой банк и сниму все, что есть на счету.
– С ума сошли? – хмыкнул парень. – Я успешный фотограф с отличной зарплатой. С пенсионеров денег не беру.
– Пожалуйста, будь осторожен, – попросил Валерий Петрович.
– А чего бояться? Пограничников у них, к счастью, нет, – беспечно отозвался Пит.
И день спустя отзвонился:
– Привез. Там термос. В нем предметные стекла. Еще контейнеры – в них жижа, типа крови. Флешка. На ней фотографии. Я посмотрел – жуть берет. Если их сделала Таня, она настоящая Мата Хари.
– Она маленькая испуганная глупышка, – вздохнул полковник. И потребовал: – Фотографии высылай. А образцы пока положи в холодильник.
– Похоже, в контейнерах кровь и сперма. Насколько я знаю, они портятся через сорок восемь часов.
– Выхода нет. Отправлять их в Россию, через все таможни, слишком хлопотно. На острове Пасхи должна быть судебно-медицинская лаборатория. Попробую с ними договориться.
Наши дни. Остров Матуа
На крыльце оказалось пусто. Девушка в растерянности огляделась. И вдруг услышала громкий шепот:
– Таня! Иди сюда!
Обернулась. В крошечном садике, за невысокой банановой пальмой, мужская фигура. В черном. На корточках. Лица не разглядеть, но что-то неуловимо знакомое. Родное и совсем не страшное.
Бросилась к незваному гостю и обомлела:
– Пит, боже мой! Ты как сюда попал?!
Он ее коротко обнял. Выдохнул с облегчением:
– Жива.
И только потом ответил:
– На «Подруге Робинзона». Дальше вплавь. Счастье, что у вас нет береговой охраны.
– Но как ты узнал, где я живу?
– Я тут уже был.
Он постарался произнести перепуганным девичьим голосом:
– Пальмовая улица, дом семьдесят. Там еще сад, ищи, короче, во дворе, под ветками пальмовыми!
Садовникова просияла:
– А я боялась, ты автоответчик не слушаешь.
– С недавних пор слушаю.
– Ох, какое счастье! Где образцы?
– В лаборатории острова Пасхи. Фотографии – у твоего отчима.
– Ты гений! А как мы отсюда выберемся?
– Вечером придет скоростной катер. Якорь бросит за полтора километра, чтоб не спалиться. Гидрокостюм – и вперед. Выдержишь?
– Постараюсь. А вечером – это во сколько?
– В семь. Когда стемнеет.
– Куча времени! – счастливо улыбнулась она. – Пойдем пока кофейку выпьем! Или даже вина!
* * *
В это же самое время отец Марьяны вернулся домой и отпер сейф. Хранить оружие под замком на Матуа не обязывали, но привычка еще с Большой земли сохранилась. Лучше поберечься, особенно когда у тебя детки бедовые. Были детки, теперь остался только сын…
Дочка никогда не жаловалась на Максимуса. Но отец-то видел, когда сталкивались на спектаклях и концертах, насколько властитель всегда был мил с его девочкой. Излишне, избыточно, подозрительно мил.
Но отец уважал этого сильного, уверенного в себе человека. Представить себе не мог, чтобы тот убил его дочь. Поверил: с Марьяшкой произошел несчастный случай.
Только едва минуло девять дней – власти устроили референдум. На костях дочери приняли безумный, дикий для любого здравомыслящего человека закон. Его самого унизили, избили, заперли в доме.
А сегодня «постановление партии и правительства» начали исполнять. Главный босс не постеснялся в открытую появиться с малолеткой.
Мерзость! И еще отвратительней, что все остальные с происходящим смирились.
Отец понимал: за убийство великого Максимуса его порвут на куски.
Но зачем ему было жить без любимой дочери?
* * *
Дом Максимуса стоял на возвышении. Периметр патрулировали двое охранников, забор щерился глазками видеокамер. Штурмовать крепость бессмысленно. Однако на остров – в свои владения! – властитель-демократ частенько выходил без охраны. Считал, что преданные подданные волосу с его головы упасть не позволят.
Чаще всего Максимус выезжал в открытом «Мерседесе». Иногда пользовался электромобилем. Совсем редко прогуливался пешком.
Отец понимал: охота может продлиться долго. Но он ходил и на медведя, и на сафари. Потому всегда ценил прелесть, когда удавалось после суток, двух, трех утомительной засады наконец добыть дичь.
Однако сегодня ему повезло несказанно. Ждать пришлось всего пару часов, и в районе полудня Максимус в легком льняном костюме вышел из ворот. Один. Без машины. Лицо наглое, счастливое. Удовлетворенное.
Улицы, как всегда днем, пусты. Отец ждал, что властитель отправится вниз, к центру, однако тот неожиданно свернул на неприметную боковую улочку. «Куда он идет?» – удивился мужчина. И осторожно, на приличной дистанции, отправился следом.
* * *
Входная дверь открылась без стука. Таня не успела даже испугаться. Но Пит (случалось, видно, попадать в ситуации, когда «вернулся муж из командировки») среагировал мгновенно. На цыпочках бросился в спальню.
