Кейт с минуту пыталась осмыслить сказанное.
– Не могу поверить, что папа позволил ей приехать сюда только за этим.
– Я думаю, он ничего не знал. А когда все понял, заставил Куинн уехать.
Эби удивилась, увидев, как легко Кейт приняла все, что она ей рассказала. Но скоро все стало ясно.
– Когда папа умер, она очень изменилась.
Она была так же чувствительна, как и ее мать. И конечно, тяжело перенесла смерть мужа. На Кейт свалилось много горя, и Эби жалела ее.
– Это проклятие рода Моррис, – шепнула она.
– Со мной такое тоже чуть не случилось, когда погиб Мэтт, – тихо проговорила Кейт, глядя в потолок.
«Интересно, – подумала Эби, – может, и Кейт там что-то увидела?»
– Но не случилось же, – сказала она. – Если так оценивать жизнь – мол, чуть не случилось, – ничего хорошего не будет.
Какое-то время они сидели бок о бок молча. Эби решила, что и после продажи пансионата нельзя терять Кейт из виду. У нее было тепло на душе: наконец-то она сидит в одной комнате с близкой родственницей. И, несмотря на разницу в возрасте, они с ней разговаривают, как сестры, и ничего друг от друга не ждут, кроме сочувствия и поддержки. Прошло пятьдесят лет, и вот в конце концов это произошло.
Кейт встала, отряхнулась от пыли. Сунула руки в карманы и секунду рассматривала Эби.
– Но вы еще не продали «Потерянное озеро» официально? Никаких бумаг не подписано?
– Нет, не подписано.
– Значит, это тоже чуть не случилось.
Эби намек поняла.
– На данный момент, – улыбнулась она.
– И значит, пока нет никакой описи имущества.
– На бумаге нет. Сейчас я провожу ее в уме, и работы хватает.
– А что собираетесь делать после продажи?
– Путешествовать, – ответила Эби. – Мы с Джорджем всегда хотели еще раз съездить в Европу.
– А потом?
– Что «потом»?
– Ну попутешествуете, а потом где будете жить, чем заниматься?
– Так далеко я еще не заглядывала, – засмеялась Эби.
Кейт слегка нахмурилась. Кажется, собиралась что-то добавить, но передумала.
– Ладно, я пойду, – сказала она, повернулась к выходу, остановилась. – Спасибо вам, Эби.
– За что?
– За то, что вы – белая ворона. За то, что даете всем нам надежду.
Амстердам, Нидерланды
Зима 1963 года
Это была одна из самых холодных зим за всю историю метеонаблюдений; город завалило снегом. Потрясающе. Снегопадов Эби прежде в жизни не видела. Был такой мороз, что каналы покрылись толстым слоем льда, и они с Джорджем могли часами забавляться, скользя на подошвах, по пути заскакивая в уютные ресторанчики, чтобы подкрепиться рагу и бокалом вина. Их почти всегда сопровождала девушка с парижского моста, Лизетта, но холод ей быстро надоел. В отличие от Эби, в такой зиме она не видела ничего особенного. Джордж написал ее родителям в Париж сразу, как только они поняли, что Лизетта приехала в Амстердам вслед за ними. Лизетта не говорила, сколько ей лет, но вряд ли больше шестнадцати. И ее близкие наверняка беспокоились. Отец Лизетты прислал Джорджу ответ на французском – письмо им перевел человек, сидевший за стойкой администрации в гостинице. Отец Лизетты писал, что дочь его капризна и упряма и домой не вернется, пока сама не захочет. Может быть, продолжал он, это приключение поможет ей немного повзрослеть.
А Эби в душе радовалась, что Лизетта поехала с ними. Ей приятно было думать, что она понимает девушку, как никто другой. Эби чувствовала, что Лизетта в отчаянии. Ведь переходный возраст в жизни всякого человека – самое трудное время. Эби удалось выяснить, что родители, когда Лизетта достигла школьного возраста, устроили ее в школу для глухонемых, но девочка оттуда сбежала. Ей там пришлось очень тяжко, она не смогла ужиться с теми, для кого эта школа предназначалась. Языку глухонемых она так и не научилась, и общаться с другими людьми могла только письменно. В ее карманах всегда было много листочков бумаги. Каждый вечер она выходила на балкон и жгла свои записки, на каждую тратила отдельную спичку и смотрела, как бумажные клочки, сгорая, падают на снег, заваливший улицу. Лизетта стала худеть, потому что питалась только тем, что ей самой позволяли готовить. К тому же она ничего не ела по вечерам. Как узнала Эби, сердце юноши, который любил Лизетту, разбилось именно за ужином, и теперь от одной только мысли о вечерней трапезе ей становилось дурно.
Однако были кое-какие признаки, говорившие о том, что Лизетте становится лучше. Когда Эби с Джорджем скользили на подошвах по льду каналов, Лизетта неизменно сопровождала их на расстоянии. Она шла по тротуару набережной и внимательно следила, чтобы с ее друзьями ничего не случилось, и если они оказывались в опасной близости от детишек, катавшихся с горки на санках, Лизетта громко хлопала обветренными ладонями.
Однажды Джордж и Эби пустились в пляс на льду канала. Началось с того, что Эби шагнула назад, продолжая держаться за руку Джорджа, и сделала разворот. У нее вышло так ловко и ей самой это так понравилось, что она сделала еще один разворот и еще. Она продолжала быстро кружиться, и Джордж невольно отпустил ее руку. Эби завертелась, словно дервиш, скользя вдоль берега, а Джордж рысью помчался за ней. В конце концов ему удалось схватить ее за пояс, и он закружился вместе с ней, как вихрь. Они потеряли равновесие, и Джордж, увлекая за собой Эби, упал на спину, задрав ноги. Эби перевернулась и заглянула Джорджу в глаза. Взгляды их встретились, и они принялись хохотать как безумные. Несколько раз пытались подняться, но ничего не получалось. На помощь пришли местные жители, все как один в бежевой обуви, бежевых штанах и в ярких шарфах. Наконец, поддерживаемая со всех сторон, пара встала на ноги. Народ вокруг ликовал. Эби обернулась, желая посмотреть, где Лизетта, и увидела, что, содрогаясь от смеха, она согнулась пополам. Хохотала без единого звука, но видно было, что у нее с души камень свалился и она ликует вместе со всеми. Эби и Джордж поднялись к ней. Лизетта стояла на коленях, выступившие от смеха слезы примерзли к ее щекам. Совершенно изнемогшая от хохота, она посмотрела на Эби. Впервые за несколько месяцев во взгляде ее не чувствовалось вины. Казалось, Лизетта пережила катарсис.
В эту минуту Эби поняла, что с Лизеттой все будет хорошо. Девушка увязалась за ними неспроста – она увидела, что такое настоящее счастье. Она перенимала у Эби искусство быть счастливой, которому ее никто и никогда не учил. И для Эби эта мысль была поразительна: человек есть то, чему его научили. Вот почему все женщины из рода Моррис таковы! Что они, собственно, видели вокруг? А Эби словно пересадили на другую почву, и в результате она почувствовала себя сильной и полезной людям. Это чувство всю жизнь питало ее потребность поступать, как полагается. Хотя ей не была чужда и гордыня. И очень скоро Эби получила урок. Настроение Лизетты менялось к лучшему потому, что она сама хотела этого. Но с родственниками Эби все обстояло совсем иначе: никакая любовь, никакие деньги не переделают человека, если он сам не хочет перемениться.
