Светозар шел рядом с отцом Велимиром, поддерживая его и помогая нести сосуд. Частички пепла падали на его белую рубаху, а перед очами стояло пепелище дедушкиной избушки. Он вновь переживал тот вечер, когда под холодным взором луны и далеких звезд хоронил прах любимого учителя. «Пусть слова нашей памяти долетят и до твоей безымянной могилы, дедушка. Спасибо, что заботишься обо мне, что не раз спасал от меча, топора, стрелы, не замеченных мною, и в последний момент отводил смертельный удар, – шептал Светозар. – И ты, Жилко, верный надежный друг, наверное, смотришь сейчас на нас. Резцы твои не остаются без дела, сколько чудных узоров вырезали они на наших домах, тебе бы понравилось! Мы помним о тебе, о Рябом, обо всех вас, чьи души унеслись вверх с дымом погребального кострища там, под Черниговом…»
После окончания обряда Светозар пошел с мужчинами готовить место для возжигания Священного Живого Огня. На поляне у озера вкопали два ствола дерева с «рогульками» наверху, куда положили бревно. Внизу между стволами также закрепили бревно, так что все сооружение стало похоже на огромную букву «П», замкнутую внизу. В верхнем и нижнем бревне вырубили ямки, в которые вставили затесанное с обоих концов бревно потоньше, середину его обвили вервью, оставив длинные концы, так что по нескольку мужчин поочередно тянули веревку, каждый в свою сторону. Бревно при этом вращалось и силой трения возжигало огонь, разгоравшийся от подкладывания в ямку сухого мха и травы.
Девушки и женщины в это время собирали цветы и плели венки, женщины – свои, а девушки – свои.
Вечером, когда зажгли Живой Огонь, девушки и женщины надели венки и закружились в хороводе с песнями вокруг березы, украшенной цветами и лентами, к стволу которой была прислонена большая кукла из прошлогодней соломы – Кострома, наряженная в старые женские одежды.
Когда пение стало жалобным, Светозар присоединился к парням, которые пытались по одному прорваться через хоровод и схватить Кострому. Наконец, им это удалось, и они бросили Кострому в огонь. Тем самым женщинам давалось понять, что убиваться по прошлогодней соломе – зряшное дело, когда на полях зреет новый урожай.
Утратив чучело, девушки стайкой побежали к юношам, охранявшим куклу Купалы, одетого в порты и рубаху, набитые сеном. С визгом и смехом, отвлекая охранников, девушки пытались умыкнуть куклу. Вот уже Купала в руках одной из них, все стремглав бегут к воде и топят в ней чучело.
Было такое предание, что некогда Семаргл-Огнебог встретил на берегу Ра-реки богиню Купальницу. У них родились дети: Купало и Кострома, воплощение стихий Воды и Огня. Но судьба разлучила брата с сестрой, гуси-лебеди унесли Купалу на своих крылах за тридевять земель. Через много лет Кострома, гуляя по берегу реки, сплела венок и хвалилась, что никто не сможет сорвать его с головы, то есть она никогда не выйдет замуж. Тут налетел ветер, сорвал венок и бросил в воду, где на лодке проплывал Купало. Он поднял девичий венок. Кострома не признала брата, а обычай повелел им жениться. И только после свадьбы молодые узнали, что они брат с сестрой, и решили покончить с собой, утопившись в реке. Кострома стала Русалкой-Мавкой, а потом боги превратили их в цветок Купала-да-Мавка (Иван-да-Марья).
Потому в этот день сжигают чучело Костромы, а куклу Купалы топят в воде, чтоб избежать кровосмесительного брака. После этого девушки пускают по реке венки, ища суженого. В этот день веселятся, прыгают через костер, собирают в лесу и на лугах целебные травы.
Отец Велимир, медленно обходя подготовленный костер, зажигает его головешкой, взятой от Живого Огня. Пламя с радостным треском набрасывается на сухие ветви. В разгорающийся костер подкладывают сучья потолще, а затем и целые смолистые бревна. Огонь набирает силу, гудит и трещит, вознося свой пылающий оселедец высоко в темное небо, дополняя жаркими искрами россыпь блестящих звезд. Но вот трепещущий язык пламени разделился вверху на три, будто огромный огненный трезуб восстал во мраке между Землей и Сваргой. Все собравшиеся на поляне возликовали, поскольку это был знак от богов, что им угодны нынешние жертвы и сегодняшнее празднество.
После этого началась общая трапеза замирения. Женщины принесли всякую снедь, питье и душистые лепешки свежеиспеченного хлеба: драгоценную муку берегли специально для Купальских свят с прошлых Овсеней. Особенность трапезы замирения состояла в том, что люди угощали друг друга, прося прощения за вольные или невольные обиды, укоры, несправедливости. В знак примирения человек должен был принять из рук бывшего обидчика хлеб и сурицу и, в свою очередь, угостить его.
Глаза парней и девушек горели отражением бликов костра и особым радостным возбуждением: ведь сейчас, после замирения, им предстоит выбирать себе суженого или суженую. Конечно, выбор сделан давно, но он должен подтвердиться нынешней ночью.
Едва дождавшись знака волхва, молодежь начала прыжки через костер, горящий уже не так жарко, однако достаточно для того, чтобы опалить нерасторопным подолы рубах или волосы, чего, впрочем, никто не опасался, ибо обожженная борода или рубаха считались добрым знаком – поцелуем самого купальского Огнебога.
Парни и девушки, держась за палку, попарно прыгали через огонь. Если руки их во время прыжка не разъединялись, то они становились сужеными, а ежели расходились – оба искали новую пару.
Отец Велимир, сидя на пеньке, видел, как блестят очи стоявшего подле Светозара, как вздымается его грудь, распираемая жаркими чувствами.
– Что стоишь, сынок? – вполголоса проговорил он. – Иди к ней, ждет ведь…
Светозар удивленно обернулся к старцу. Тот вновь медленно и важно кивнул.
– Истинные волхвы не имеют жен и семьи, так издревле повелось. Ибо жены тяготеют к миру вещей и не всегда разумеют великих истин. Одначе, в тебе говорит сила Рода, и никто не вправе творить сему препону. Бывает, редко правда, что женщина зрит дальше мира вещей и разделяет устремления мужа. Тогда они становятся едиными, движутся вместе по пути Прави, и оба становятся волхвами. Ибо исполняют не только веление Рода о продлении жизни и сотворении семьи, но и познают Поконы Сварожии, делясь силой ведовства с другими людьми. Сие, повторяю, нечасто бывает, но я хочу, чтобы это случилось именно с тобой…
Отец Велимир устало закрыл глаза, видно, речь давалась ему с трудом. Светозар не стал мешать и через мгновение уже подходил к Ивице.
– Хочу угостить тебя прощенником… Примешь? – спросил он, присаживаясь подле.
– Ты не завинил ни в чем, – лукаво улыбнулась девушка.
– Все равно, хочу быть чистым перед тобой, – продолжал он, протягивая угощение.
Ивица приняла, затем сама взяла хлеб с вышитого рушника, отломила и подала Светозару, налив также пенистой сурьи из кувшина. Оба стали есть, глядя на костер.
Светозар придвинулся ближе, дотронулся до руки девушки, и от этого прикосновения меж ними будто пробежала молния.
– Прыгнем? – спросил он, блестя жаркими очами.
Ивица опустила ресницы, зардевшись не видным в темноте румянцем.
