В 1987 году группа ученых из Беркли во главе с покойным Алланом Уилсоном произвела анализ митохондриальной ДНК у 147 человек и заявила, что появление анатомически современного человека имело место в Африке в пределах 140 тысяч лет и что «все нынешние люди происходят от этой популяции». Это явилось серьезным ударом по мультирегионалистам. Но затем данные стали анализировать чуть внимательнее. Один из самых экстраординарных моментов – слишком экстраординарных, чтобы ему доверять, – состоял в том, что «африканцы», фигурировавшие в исследовании, были на самом деле афроамериканцами, то есть их гены за последние несколько сотен лет явно подвергались серьезному смешиванию. Вскоре возникли сомнения относительно предполагаемых темпов изменений.
К 1992 году это исследование во многом лишилось доверия. Однако техника генетического анализа продолжала совершенствоваться; в 1997 году ученым Мюнхенского университета удалось выделить и подвергнуть анализу фрагмент ДНК из кости руки подлинного неандертальца, и на этот раз доказательства были неопровержимыми. Мюнхенское исследование установило, что ДНК неандертальца не похожа ни на одну из ныне найденных на Земле, убедительно свидетельствуя об отсутствии какой бы то ни было генетической связи между неандертальцами и современными людьми. Теперь это был настоящий удар по мультирегионализму.
Затем в конце 2000 года журнал Nature и другие издания сообщили об исследовании в Швеции митохондриальных ДНК пятидесяти трех человек, давшем основания предполагать, что все современные люди вышли из Африки в последние сто тысяч лет и происходят от племени, насчитывавшего не более десяти тысяч индивидуумов. Вскоре после этого директор института Уайтхеда при Технологическом центре исследований генома Массачусетского технологического института Эрик Лэндер объявил, что современные европейцы, и, возможно, не только они, происходят от «не более чем нескольких сотен африканцев, покинувших свою родину всего 25 тысяч лет назад».
Как мы уже отмечали, современные человеческие существа отличаются поразительно малым генетическим разнообразием. Как заметил один из видных ученых, «в одной стае из пятидесяти пяти шимпанзе больше разнообразия, чем во всей человеческой популяции». И понятно почему. Из-за того, что мы лишь недавно произошли от небольшой исходной популяции, нам недоставало времени и людей, чтобы сформировалось большее разнообразие. Представляется, что это серьезный удар по мультирегионализму. «После этого, – пишет в газете Washington Post один ученый из Университета штата Пенсильвания, – люди не будут слишком интересоваться теорией мультирегионализма, опирающейся на весьма малое количество доказательств».
Но при этом никто и не предполагал, какой невероятный сюрприз могут преподнести древние люди с берегов Мунго на западе Нового Южного Уэльса. В начале 2001 года Торн и его коллеги из Австралийского национального университета сообщили, что они восстановили ДНК
[460] самого древнего из образцов с берегов Мунго – ныне датируемого шестьюдесятью двумя тысячами лет – и что эта ДНК оказалась «генетически отличной от других».
Согласно данному исследованию человек Мунго – анатомически современный человек, то есть такой, как мы с вами, но принадлежал к вымершей генетической линии. Его митохондриальная ДНК больше не обнаруживается в живущих ныне людях, как должно бы быть, если бы подобно всем остальным современным людям они происходили от особей, покинувших Африку в недалеком прошлом.
«Снова все перевернулось вверх ногами», – с нескрываемым удовольствием говорит Торн.
Затем стали появляться другие, еще более любопытные аномалии. Популяционный генетик из Института биологической антропологии в Оксфорде Розалинд Хардинг, изучая ген бета-глобина у современных людей, обнаружила два варианта, широко распространенных среди азиатов и коренных жителей Австралии, но едва ли существующих в Африке. Эти варианты генов, уверена она, появились более двухсот тысяч лет назад не в Африке, а на востоке Азии – задолго до того, как Homo sapiens достигли этого региона. Единственным объяснением может послужить то, что среди предков живущих ныне в Азии людей были древние гоминиды – яванский человек и ему подобные. Интересно, что этот самый вариант гена – так сказать, ген яванского человека – обнаруживается в современных популяциях в Оксфордшире.
Будучи поставлен в тупик, я направился в институт встретиться с миссис Хардинг. Институт занимает старую кирпичную виллу на Бэнбери-роуд в Оксфорде. Хардинг, маленькая живая австралийка, родом из Брисбена, обладает редким умением одновременно шутить и оставаться серьезной.
«Не знаю, – улыбаясь, ответила она на вопрос, каким образом жители Оксфорда приютили последовательности бета-глобина, которых не должно здесь быть. – В целом, – продолжила она, чуть помрачнев, – генетические данные подтверждают гипотезу об исходе из Африки. Но потом находятся эти аномальные группы, о которых большинство генетиков предпочитает не говорить. Налицо колоссальное количество информации, которая была бы доступна, если бы только мы могли ее понять. Мы едва начинаем с этим разбираться». Она не пожелала вдаваться в разговор о том, что означало наличие в Оксфорде генов азиатского происхождения, разве что подтвердила, что положение явно сложное. «Пока можно лишь говорить о том, что все очень запутанно, и мы не знаем, почему они здесь».
Когда мы встречались в начале 2002 года, другой оксфордский ученый, Брайан Сайкс, только что выпустил популярную книгу, которую назвал «Семь дочерей Евы», где, ссылаясь на исследования митохондриальной ДНК, утверждает, что смог проследить происхождение почти всех живущих европейцев до исходной популяции, состоявшей всего из семи женщин – «дочерей Евы» из заглавия книги, – живших между десятью и сорока пятью тысячами лет назад, в период, известный в науке как палеолит. Каждой из них Сайкс дал имя – Урсула, Ксения, Жасмин и так далее – и даже подробную биографию. («Урсула была у матери вторым ребенком. Первого, когда ему было всего два года, унес леопард…»)
Когда я спросил Хардинг о книге, она широко, хотя и не вполне уверенно улыбнулась, словно не зная, как лучше ответить. «Знаете ли, по-моему, следует отдать ему должное за то, что он помогает популяризировать трудный предмет, – сказала она и, задумавшись, замолчала. – К тому же остается очень небольшая вероятность, что он прав. – Она засмеялась, но потом продолжала, более тщательно подбирая слова: – Данные по одному-единственному гену на самом деле не могут сказать нам ничего определенного. Если проследить митохондриальную ДНК в обратном направлении, она приведет вас к определенной точке – к Урсуле, или Таре, или к кому там еще. Но возьмите любую другую частицу ДНК, вообще любой ген, и проследите в обратном направлении, они приведут вас в совсем другое место».
Я подумал, что это отдаленно похоже на то, чтобы наугад выйти из Лондона, обнаружить в конце пути, что оказался на северной оконечности Шотландии, и сделать отсюда вывод, что поэтому все жители Лондона должны быть выходцами с севера Шотландии. Разумеется, они могут быть и оттуда, но равным образом могли прибыть из сотен других мест. В этом смысле, согласно Хардинг, каждый ген – это отдельная магистраль, и мы только-только начали наносить эти маршруты на карту. «Ни один отдельно взятый ген не расскажет вам полную историю», – говорит она.
