Улегшись на кушетке, Адам положил рядом
телефонную трубку и вставил в видеомагнитофон взятую напрокат кассету. Вестей
от тетки так и не было. В десять вечера он сделал два звонка на Западное
побережье. Первый разговор состоялся с матерью. Несмотря на звучавшую в ее
голосе усталость, Эвелин сказала, что рада его слышать. О Сэме она не
произнесла ни слова, и эту болезненную тему Адам затрагивать не стал. Сообщил
матери, что очень много работает и рассчитывает через пару недель вернуться в
Чикаго.
– Я постоянно думаю о тебе, мой мальчик. Про
тебя дважды писала наша газета.
– Господь с ними, с газетами. У Ли все в
порядке, не волнуйся.
Второй звонок предназначался младшей сестре,
Кармен, которая училась в Беркли. Трубку установленного в ее квартире телефона
снял мужчина, по-видимому, Кевин, если только Адам правильно запомнил имя. С
Кевином сестра дружила уже несколько лет. Через минуту ее звонкий голосок
прощебетал:
– Как дела?
Кармен живо интересовали происходившие в
далеком Миссисипи события. Как и мать, она внимательно следила за прессой.
– Ведь там Ку-клукс-клан и расисты. Тебе ничто
не угрожает?
– Я нахожусь в полной безопасности. Люди здесь
на редкость спокойны и покладисты. Остановился у тети Ли, и мы оба получаем
истинное удовольствие от общения.
Удивлял совершенно неожиданный интерес сестры
к Сэму: она хотела знать, как он выглядит, как себя чувствует, не тяготится ли
разговорами об Эдди.
– Может, мне стоит прилететь, повидаться с
дедом? Эта мысль Адаму в голову не приходила.
– Во всяком случае, не завтра. Дай мне
посоветоваться с Сэмом.
Закончив разговор, он почти мгновенно уснул,
не успев даже выключить телевизор. В половине четвертого утра его разбудила
громкая трель телефонного звонка. Незнакомый мужчина четко представился:
– Фелпс Бут. Вы – Адам?
Адам свесил с кушетки ноги, потер глаза.
– Да.
– Вы вчера видели Ли? – В вопросе не слышалось
ни раздражения, ни тревоги.
Он бросил взгляд на часы.
– Нет. Что-нибудь случилось?
– У нее неприятности. Около часа назад мне
позвонили из полиции. Вчера, примерно в половине девятого, ее вытащили пьяной
из машины и отвезли в управление.
– Черт возьми!
– Это уже не в первый раз. Ли категорически
отказалась пройти тест на наличие алкоголя в крови и была помещена в камеру.
Чиновнику, заполнявшему протокол, она назвала мое имя, поэтому копы и
позвонили. Я поехал в участок, но Ли уже умудрилась внести залог и получила
свободу. Я подумал, может, она хотя бы вас поставила в известность о своих
планах?
– Нет. Проснувшись вчера утром, я увидел, что
Ли нет дома. К кому еще она могла обратиться?
– Понятия не имею. Не очень-то мне хочется
будить в такой час ее друзей. Думаю, лучше подождать.
Слова Фелпса вызвали у Адама ощущение
неловкости. Как бы то ни было, эти двое уже тридцать лет считаются мужем и
женой. Подобные ситуации давно стали для них привычными. Откуда ему, человеку
постороннему, знать, что в данную минуту следует делать?
– Но “ягуар” остался на штрафной стоянке, не
так ли?
– Естественно. Ее кто-то увез, и теперь
возникла еще одна проблема, с машиной. Штрафная стоянка расположена вплотную к
полицейскому управлению, “ягуар” туда доставили буксиром, за него я уже
расплатился.
– Запасной ключ у вас есть?
– Да. Поможете?
Внезапно вспомнился помещенный в газете
снимок: счастливые Фелпс и Ли радостно улыбаются фотографу. Всю вину за
происшедшее семейство Бут, несомненно, возложит на него, Адама. Останься он в
Чикаго, жизнь здесь текла бы совершенно спокойно.
– Конечно. Скажите только, где…
– Стойте у будки охраны. Я подъеду через
десять минут.
Кое-как умывшись, Адам обул кроссовки и вышел
из особняка. Следующую четверть часа ему пришлось слушать пространные и
несвязные рассуждения Уиллиса, охранника, о местных нравах. Наконец к воротам
подполз длинный представительский “мерседес”. Опустившись на переднее сиденье,
Адам, как требовали приличия, обменялся с Фелпсом рукопожатием. Одет мистер Бут
был как для утренней пробежки, в белоснежные шорты и такую же футболку, на
голове – бейсбольная шапочка. Лимузин медленно двигался вдоль пустынной улицы.
– Ли, наверное, вам обо мне рассказывала, –
безразлично заметил Фелпс.
– Самыми общими словами, – осторожно ответил
Адам.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь спрашивать,
что именно.
Вот и хорошо, подумал Адам.
– В самом деле, лучше поговорить о бейсболе.
Вы, как я вижу, болельщик?
– “Чикаго кабз”
[18], всю жизнь. Вы?
– То же самое. В Чикаго я, правда, первый год,
но уже успел посетить “Ригли”
[19]. Живу неподалеку.
– Вот как? Я бываю там три-четыре раза в год.
Мой приятель откупил себе в “Ригли” целую ложу. Кто ваш любимый игрок?
– Сандберг. У вас тоже есть фавориты?
– Предпочитаю старую гвардию, Эрни Бэнкса и
Рона Сан-то. В былые времена игроки держались своего коллектива, и ты всегда
знал, кого увидишь на поле через год. Сейчас преданность вышла из моды. При
всей любви к бейсболу вынужден признать: теперь все решают деньги.
В душе Адам изумился: Фелпс Бут сетует на
всесилие денег!
– Может, вы и правы. Владельцы клубов уже,
наверное, сотню лет упрекают своих игроков в жадности. Но что плохого, если
спортсмен хочет заработать максимальную сумму?
– Кто из них, интересно, стоит пяти миллионов
в год?
– Никто. Однако рок-звезды получают по
пятьдесят. Почему грамотный нападающий не может выбить себе пару-тройку
миллионов? Ведь это та же самая индустрия развлечений. В конечном счете игру
делают члены команды, а не их хозяева. Я иду на стадион, чтобы посмотреть матч,
а вовсе не потому, что им владеет “Трибюн”
[20].
