– Будем доказывать твою ментальную
неполноценность. Старческий маразм не позволяет осужденному понять истинные
причины и характер наказания.
– Не выйдет.
– В субботу тебе эта идея понравилась. Что
произошло?
– Ничего не выйдет.
– Почему?
– Потому что я не полоумный. Я прекрасно знаю,
за что иду в газовку. Ты сейчас занят любимым делом всех адвокатов: паришь
мыслью, выстраиваешь дивные теории, рыскаешь в поисках продажных экспертов. –
Кончиком языка Сэм облизнул губы.
– Хочешь, чтобы я прекратил? – не сдержался
Адам. Сэм растопырил желтые от никотина пальцы, облизнул и их.
– Может быть.
Пересев на соседний стул, Адам окинул Сэма
встревоженным взглядом.
– Что случилось, Сэм?
– Не знаю. Дай подумать.
– Думай.
– В молодости, – после долгой паузы сказал
Кэйхолл, – я потерял лучшего друга. Парень погиб в автокатастрофе. Было ему
тогда двадцать шесть лет. Жил с женой и крошечной дочкой в только что
отстроенном домике. Перед парнем открывались прекрасные перспективы. Я пережил
его на сорок три года. Мой старший брат умер в пятьдесят шесть. Еще тринадцать
лет. Я стар, Адам, я стар и очень устал. Наверное, пришла пора сдаться.
– О чем ты, Сэм?
– А как же преимущества? Ведь закончится и
твое немыслимое напряжение. Тебе не нужно будет носиться по судам, строчить
бесполезные петиции. Ты не познаешь горького чувства неудачи. Я же, вместо того
чтобы молиться о чуде, неспешно приведу свои дела в порядок. Мы станем больше
времени проводить вместе и сделаем счастливыми множество людей: Крамеров,
Макаллистера, Роксбурга, восемьдесят процентов населения страны, которые готовы
аплодировать палачу. Закон восторжествует. Я уйду с достоинством, а не как отчаявшийся,
боящийся смерти старик. По мне, это очень заманчиво.
– Что случилось, Сэм? В субботу ты рвался в
бой.
– Говорю тебе, я устал. Я прожил долгую жизнь.
Допустим, ты спасешь мою шкуру – а дальше? Ведь я в любом случае останусь
здесь. Ты вернешься в Чикаго, сделаешь карьеру. Конечно, при желании ты всегда
сможешь навестить меня. Но жить-то мне придется на Скамье. Понимаешь?
– Я не дам тебе сложить руки. Еще есть шанс.
– Из нас двоих решения принимаю я. – Сэм
поднял локоть, вытер рукавом перепачканные мороженым губы.
– Таким, Сэм, ты мне не нравишься. Я предпочел
бы видеть тебя прежним – несдержанным, бешеным, размахивающим кулаками.
– Человек устал, ясно?
– Ты не позволишь убить себя. Будешь драться
до конца.
– Но почему?
– Потому что новое убийство – это страшный
грех. Мы не имеем права сдаваться.
– И все равно проиграем.
– Может быть. А может, и наоборот. Ты
сражаешься уже почти десять лет. Зачем же бросать, когда осталась всего неделя?
– Все кончено, Адам. Это естественный ход
событий.
– Пусть так, но мы не можем остановиться.
Прошу тебя! Черт побери, у нас даже наметился прогресс – они засуетились!
Кэйхолл снисходительно улыбнулся.
Придвинувшись вплотную к деду, Адам притронулся к его локтю.
– Применим новую стратегию. Завтра тебя
освидетельствует эксперт.
– Что за эксперт?
– Психоаналитик.
– Псих?
– Псих, из Чикаго.
– С психами я уже общался. Впустую.
– Здесь случай особый. Этот человек будет
работать на нас. Он и под присягой покажет, что ты потерял рассудок.
– Полагаешь, когда я сюда попал, с рассудком
все было в норме?
– Полагаю. Завтра он осмотрит тебя и
быстренько составит акт: осужденный выжил из ума, страдает прогрессирующей
шизофренией, болезнью Альцгеймера и бог знает чем еще. Слова он найдет.
– Откуда ты знаешь?
– За это ему платят.
– Кто?
– Фирма “Крейвиц энд Бэйн”, те самые
иудо-американцы, которых ты так ненавидишь. Правда, твоя ненависть не мешает им
бороться за твою же жизнь. Идея принадлежит Гудмэну.
– Похоже, вы нашли истинного профессионала.
– Во всяком случае, особо Гудмэн не
привередничал. Услугами этого эксперта фирма уже пользовалась. Он скажет то,
что скажем ему мы. В разговоре держи себя поразвязнее.
– Моя развязность его напугает.
– Поведай ему пару-тройку жутких историй.
Побольше скабрезных деталей из жизни сидельцев.
– Без проблем.
– Расскажи, как ты здесь деградируешь, как
превращаешься в животное. Не забудь пожаловаться на возраст, ведь старее тебя
на Скамье никого нет. Не бойся сгустить краски. Он нарисует душераздирающую картину,
и в тот же день я отнесу это полотно в суд.
– Ничего не выгорит.
– Но мы попробуем.
– Верховный суд страны разрешил Техасу казнить
официально признанного дебилом заключенного.
– Здесь не Техас, Сэм. Каждое дело имеет
собственную специфику. Просто помоги нам, о`кей?
– Нам? Кому “нам”?
– Мне и Гудмэну. Поскольку, по твоим же
словам, негативных эмоций он у тебя уже не вызывает, я решил подключить его.
Одному мне не справиться, слишком много работы.
Сэм поднялся и, считая шаги, начал расхаживать
по библиотеке.
– Утром я направлю петицию в Верховный суд, –
сказал Адам, глядя в блокнот. – Слушания устраивать они скорее всего не
захотят, но бумагу получат. В апелляционном суде опротестую действия Бенджамина
Кейеса. Эксперт придет к тебе завтра, во второй половине дня. В среду до
полудня я подам протест в связи с патологическими изменениями менталитета и
психики осужденного.
– Может, все-таки лучше уйти по-тихому, Адам?
– Хватит, Сэм. Выбрось эти мысли из головы.
Вчера вечером я говорил по телефону с Кармен. Она хочет приехать.
Кэйхолл присел на краешек стола, полуприкрытые
глаза его стали печальными. Пустив к полу струю табачного дыма, он негромко
произнес:
– Почему?
