– Мистер Холл, приветствую ваш интерес к
работе pro bono и спешу уверить: ее у нас очень и очень много. Рекомендую
только найти другой проект. Тот, что вы выбрали, не подходит для спектакля,
который ставят студенты-старшекурсники юридических факультетов.
– Я не студент.
– Сэм Кэйхолл категорически отказался от наших
услуг. Боюсь, вы этого так и не поняли.
– Я хочу встретиться с ним.
– Для чего?
– Думаю, он все же разрешит мне представлять
его интересы.
– Неужели?
Набрав в грудь воздуха, Адам поднялся и,
лавируя меж стопками папок, подошел к окну. Еще один глубокий вдох. Хозяин
кабинета терпеливо ждал.
– Раскрою вам секрет, мистер Гудмэн. На
сегодняшний день о нем знает лишь Эммит Уайкофф, да и то потому, что у меня не
было выхода. Пусть это останется между нами, хорошо?
– Я весь внимание.
– Вы даете слово?
– Я даю слово, – отчетливо выговорил Гудмэн.
Раздвинув полоски жалюзи, Адам бросил взгляд
на озерную гладь, по которой скользила белоснежная яхта, и спокойно произнес:
– Сэм Кэйхолл приходится мне родственником.
Гудмэн и бровью не повел.
– Ясно. Далеким?
– У него был сын, Эдди Кэйхолл. После ареста
отца Эдди, чтобы избежать позора, перебрался в Калифорнию, сменил имя и
постарался забыть прошлое. Однако рок настиг его и на побережье. Узнав в
восемьдесят первом году, что отца приговорили к смерти, Эдди покончил с собой.
Заинтригованный пожилой юрист сместился на
самый краешек кресла.
– Я – сын Эдди Кэйхолла. Гудмэн едва слышно
присвистнул.
– Выходит, Сэм Кэйхолл – ваш дед?
– Да. До семнадцати лет я ничего об этом не
знал. По дороге с похорон отца о деде рассказала мне его родная сестра, моя
тетка.
– Уфф!
– Вы дали слово.
– Можете не напоминать. – Пересев на стол,
Гудмэн пошевелил мысками ботинок, уставился взглядом в наглухо закрытые жалюзи.
– А Сэму известно?..
– Нет. Я появился на свет в округе Форд,
Миссисипи. Городок называется Клэнтон, не Мемфис, хотя мне всегда говорили, что
родился я в Мемфисе. Звали меня тогда Алан Кэйхолл, но и это я выяснил много
позже. Когда мне исполнилось три года, родители уехали из штата и никогда
больше не вспоминали о нем. Мать уверена, что со дня отъезда контакт между Эдди
и Сэмом так и не был восстановлен. Она написала о смерти мужа в тюрьму, но ответа
не получила.
– Черт, черт, черт! – неслышно шептал Гудмэн.
– До конца еще далеко, мистер Гудмэн! Наше
семейство – не подарок.
– В этом нет твоей вины, сынок.
– По воспоминаниям матери, отец Сэма являлся
активным членом Клана, принимал участие в судах Линча. Наследственность у меня,
видите ли, не из лучших.
– Но отец-то был другим!
– Отец наложил на себя руки. Не хочу
углубляться в детали, но это я обнаружил его тело и успел до прихода домой
матери и сестры убрать самые неприятные свидетельства свершившегося.
– Вам было тогда семнадцать лет?
– Почти семнадцать. Восемьдесят первый год, то
есть девять лет назад. А потом, после похорон, тетка рассказала правду. Мрачная
история Сэма Кэйхолла запала мне в душу. Я часами просиживал в библиотеках,
листал подшивки газет, журналы. Информации в них было с избытком. Я выучил
наизусть приговоры всех трех судов, слово в слово вытвердил каждую апелляцию.
Поступив в юридическую школу, стал собирать материалы о том, как вела дело
Кэйхолла ваша фирма. На мой взгляд, работа, которую вы проделали вместе с
Уоллесом Тайнером, может считаться эталонной.
– Лестно слышать.
– Я прочитал сотни книг и тысячи статей,
посвященных Восьмой поправке
[5]
и применению смертной казни. Четыре книги были
написаны вами, со статьями сложнее, не помню. Конечно, в этой фирме я лишь
новичок, но в данном вопросе подкован, кажется, неплохо.
– Полагаете, Сэм доверится вам как юристу?
– Не знаю. Но он – мой дед. Я просто должен
увидеть его.
– Вы говорили, никаких контактов?
– Никаких. Лица Сэма я абсолютно не помню.
Много раз намеревался написать ему, но письма оставались неотправленными. Не
могу сказать почему.
– Это и так понятно.
– А вот мне ничего не понятно, мистер Гудмэн.
Не понимаю, для чего я пришел сейчас в этот кабинет. Я мечтал стать летчиком,
но начал изучать юриспруденцию – потому что слышал некий внутренний зов. Будто
кто-то молил меня о помощи. Наверное, этим “кем-то” и был мой свихнувшийся дед.
Мне сделали пять заманчивых предложений, а я выбрал вашу фирму. У нее одной
хватило мужества представлять интересы осужденного на казнь и не требовать за
свой адский труд гонорара.
– Об этом следовало сказать еще до того, как вас
приняли.
– Да, пожалуй. Но никто и не спрашивал,
является ли мой дед клиентом фирмы.
– И все же не стоило быть таким скрытным.
– Что же, теперь меня уволят?
– Сомневаюсь. Чем вы занимались последние
девять месяцев?
– Девяносто часов в неделю проводил в этих
стенах. Спал на рабочем столе, обедал в библиотеке, грыз сборники постановлений
Верховного суда, готовясь к экзамену по адвокатуре. Словом, проходил обкатку,
которой вы подвергаете каждого новичка.
– Считаете ее идиотской затеей?
– У меня крепкий хребет. – Адам вновь приник
глазом к щелочке в жалюзи. – А почему бы вам не поднять их? Отсюда открывается
отличный вид.
– Я любовался им не раз.
– За такой не жалко отдать и душу. В моей
каморке вообще нет окна.
– Работай, сынок, аккуратно подбивай счета, и
в один прекрасный день этот кабинет станет твоим.
– Только не моим.
– Собираетесь нас покинуть, мистер Холл?
