Состоявшаяся во второй половине дня поездка в
Парчман особого удовольствия ее участникам не доставила. Устроившись справа от
сидевшего за рулем Адама, Гарнер Гудмэн все время рассуждал о стратегии защиты.
На выходные он обещал вернуться в Мемфис, чтобы провести там три последние
перед казнью дня. Доктор Суинн, психоаналитик, оказался мрачным, с густыми,
растрепанными волосами человеком в строгом черном костюме и темных очках. Поддержать
хотя бы светскую, ни к чему не обязывавшую беседу он был не в состоянии и на
пути до тюрьмы не проронил ни слова. Видя в зеркальце развалившегося на заднем
сиденье мрачного врача, Адам испытывал легкую досаду.
* * *
Освидетельствование должно было проходить в
оборудованном по последнему слову техники тюремном госпитале Доктор Суинн
лаконично проинформировал Адама, что ни он, ни Гарнер Гудмэн присутствовать в
кабинете не будут. Обоих юристов это полностью устраивало. У ворот Парчмана
Суинн пересел в микроавтобус, который тут же скрылся в глубине территории.
Предыдущая встреча Гудмэна с Манном имела
место много лет назад. Приятели пожали друг другу руки и предались
воспоминаниям. Имя Сэма в беседе не фигурировало. Адам воздал должное их такту.
Покинув офис Манна, все трое пересекли стоянку
для автомашин и направились к небольшому павильону позади административного
здания. Павильон оказался уютным ресторанчиком, оформленным в местном стиле.
Назывался он “Таверна”. Меню его состояло из добротных, но не слишком
изысканных блюд: обедали здесь чиновники тюремной администрации и вольнонаемный
персонал. Алкоголя посетителям не предлагали. “Таверна” являлась собственностью
штата.
Они пили ледяной чай и обсуждали будущее
высшей меры наказания. Гудмэн и Манн сходились в том, что очень скоро смертная
казнь станет рутинной практикой. Верховный суд страны, давно перешедший на
позиции правых, выказывал явные признаки усталости от бесконечных апелляций. То
же самое, но в еще большей степени, можно было сказать и о судах федеральных.
Система правосудия отражала сложившуюся в американском обществе категорическую
непримиримость к тяжким видам преступлений. Граждане США все реже выражали
приговоренным к смерти свои симпатии, с каждым днем все громче звучали призывы
беспощадно карать насильников, убийц и прочих недочеловеков. И все труднее
становилось найти юридическую фирму, готовую оказывать осужденному на казнь
услуги pro bono. Количество таких осужденных росло быстрее, нежели количество
осмеливавшихся взять на себя их защиту адвокатов.
Минут через десять разговор наскучил Адаму.
Все это ему приходилось слышать десятки и сотни раз. Извинившись перед
коллегами, он направился к телефонной будке. “Мистер Фелпс Бут отсутствует, –
сказала секретарша. – Если вы Адам, то он просил передать: о Ли – никаких
новостей”.
Через две недели в суде будет слушаться ее
дело. Может, тетя еще объявится.
Пока Дарлен печатала отчет доктора Суинна,
Адам и Гарнер Гудмэн работали над текстом петиции. Черновик отчета насчитывал
двадцать страниц, отточенные формулировки звучали как музыка. Конечно, Суинн,
как эксперт, был обычной проституткой, продававшей себя тому, кто больше
заплатит. Этот тип вызывал у Адама омерзение. Суинн разъезжал по стране,
высказывая сегодня одни суждения, завтра – другие, прямо противоположные,
руководствуясь исключительно толщиной кошелька своего нанимателя. Однако в
данный момент он был куплен ими и с делом своим справлялся, по всей видимости,
неплохо. Освидетельствование обнаружило у Сэма активно прогрессирующую
сенильность
[21].
Интеллект его деградировал до того уровня, когда человек не в
состоянии объяснить или хотя бы понять причину и характер предстоящего ему
наказания. При подобном функциональном расстройстве психики исполнение
приговора теряло всякий смысл. Аргумент этот нельзя было назвать неотразимым и
оригинальным, но выслушать его суду все же придется. Адам изо дня в день
повторял себе: “Мы ничего не теряем”. Гудмэн высказывался чуточку оптимистичнее
и возлагал надежды на почтенный возраст Кэйхолла. “Не помню, – говорил он, –
чтобы смертный приговор когда-нибудь исполнялся в отношении человека старше
пятидесяти лет”.
Троица, включая Дарлен, проработала почти до
полуночи.
Глава 38
В среду утром Гарнер Гудмэн, изменив свои
планы, вылетел в Джексон. Полет длился ровно полчаса, Гарнеру едва хватило
времени выпить чашку кофе и прожевать горячий круассан. Взяв в аэропорту
автомобиль напрокат, он направился прямо к местному капитолию
[22]. Законодатели
отбыли на каникулы, стоянка пустовала. Как и множество других перестроенных
после Гражданской войны правительственных зданий, капитолий обращал свой фасад
на юг. Гудмэн вышел из машины, полюбовался несколько секунд монументом в память
героических южанок и надолго замер у гранитных ступеней лестницы возле кадок с
японскими магнолиями.
Впервые побывать здесь ему довелось четырьмя
годами ранее, в дни, предшествовавшие казни Мэйнарда Тоула. Правил тогда другой
губернатор, речь шла об ином клиенте и совершенно непохожем преступлении. За
период в сорок восемь часов Тоул зверски расправился с несколькими жертвами, и
на симпатию со стороны присяжных рассчитывать не приходилось. Сэм Кэйхолл –
особый случай. Сейчас они имели дело со стариком, за которым лет самое большее
через пять все равно придет старуха с косой. Корни содеянного им зла лежат в
далеком прошлом. И прочая, прочая, прочая. Слова эти Гудмэн твердил себе,
поднимаясь еще на борт самолета в Мемфисе.
Возле одной из колонн он остановился и окинул
стены восхищенным взглядом. Законодатели штата Миссисипи заседали в точной,
хотя и уменьшенной копии здания конгресса США. Средств на отделку не пожалели.
Капитолий был выстроен в 1910 году заключенными. Финансировала строительство
железнодорожная компания, проигравшая властям штата тяжбу в суде.
Ступив в расположенную на втором этаже
приемную губернатора, Гудмэн протянул миловидной секретарше свою визитную
карточку.
– Губернатора сейчас нет. Вы условились с ним
о встрече?
– Не успел. – Он обезоруживающе улыбнулся. –
Но поскольку дело не терпит отлагательства, могу ли я переговорить с мистером
Энди Ларримуром, первым помощником его чести?
