У нас уже возникают проблемы с внешним миром.
Не более четверти часа назад к главным воротам прибыла первая группа от
Ку-клукс-клана. Ее отправили на площадку, где обычно собираются протестанты, –
между автострадой и зданием администрации. Имеются данные, что на подходе еще
несколько таких групп, которые намерены проводить пикеты до самого конца. За
ними строжайший надзор установит охрана. Право выражать протест гарантировано гражданам
страны конституцией – пока протест этот остается мирным. Как мне говорили,
накануне казни возможен приезд сторонников смертной казни. По вполне очевидным
причинам обе данных категории должны быть изолированы одна от другой.
Не в силах усидеть, Наджент поднялся и застыл
каменным истуканом во главе стола. Глаза присутствовавших устремились к
исполненной подчеркнутого достоинства фигуре. Полковник скользнул взглядом по
листу бумаги.
– Экзекуция будет во многом отличаться от
предыдущих. Мистер Кэйхолл стал знаменитостью. Он привлекает к себе внимание
всей страны. Нам потребуется высочайший профессионализм плюс безусловное
соблюдение установленных норм и правил. Мистер Кэйхолл и члены его семьи должны
оставаться для нас уважаемыми гражданами. Я не потерплю никаких комментариев по
поводу личности осужденного или процедуры казни. Вопросы?
Наджент обвел взглядом аудиторию. Вопросов не
было. Все точки над "i" оказались расставленными.
– Отлично. Встречаемся завтра здесь же. В
девять утра. Все свободны.
Кабинет быстро опустел.
* * *
Профессора Джона Брайана Гласса Гудмэн застал
в последний момент, когда тот направлялся на лекцию. После обмена формальными
любезностями лекция была забыта: оказалось, Гласе читал все книги Гудмэна,
Гарнер же, в свою очередь, внимательно следил за регулярно появлявшимися в
юридических журналах статьями, где профессор анализировал губительные для
общества последствия применения смертной казни. Разговор быстро коснулся Сэма
Кэйхолла и острой потребности Гудмэна в нескольких добровольных помощниках.
Гласе обещал посодействовать. Чтобы детально обсудить проблему, они
договорились встретиться через пару часов за обедом.
В трех кварталах от Высшей школы юриспруденции
Гудмэн разыскал неказистое здание, в котором размещался офис южного отделения
Группы по защите осужденных на смертную казнь – агентства, действовавшего под
вывеской федерального и имевшего представительства в каждом штате. Руководил
отделением молодой чернокожий юрист Гете Кэрри. Закончив Йельский университет,
он отказался от соблазнительных предложений известных фирм и решил посвятить
жизнь борьбе за отмену смертной казни. Пару раз Гарнер встречался с ним на
каких-то практических конференциях. Будучи не в состоянии опекать всех
сидельцев Скамьи, группа Кэрри, как ее называли, пыталась тем не менее
осуществлять независимый надзор за делом каждого. Абсолютно седой в свои
тридцать лет Гете походил на старика: слишком тяжело было нести ответственность
за сорок семь человеческих жизней.
Над столом секретарши висел календарь с
помеченными днями рождения заключенных. В качестве подарка приговоренный
получал обычную поздравительную открытку. Другого скудный бюджет не
предусматривал, да и деньги на покупку открыток часто собирались самими членами
группы. Под началом Кэрри работали два юриста, несколько часов в неделю им
помогали на безвозмездной основе желающие из числа студентов Высшей школы
юриспруденции.
Гудмэн провел в офисе почти полтора часа,
обсуждая с Кэрри план действий на следующий вторник. Предполагалось, что Гете
займет пост в канцелярии Верховного суда штата, а сам Гарнер отправится к
губернатору. Джон Брайан Гласе будет дежурить в приемной апелляционного суда в
Джексоне, Адам останется на Скамье с клиентом. Один из бывших сотрудников
“Крейвиц энд Бэйн”, перебравшийся в Вашингтон, обещал Гудмэну поддерживать
постоянный контакт с клерком Верховного суда страны.
Остававшиеся до вторника два выходных дня
Кэрри согласился уделить Гудмэну.
К одиннадцати часам Гарнер вернулся в
Капитолий, чтобы передать Ларримуру оформленный по всем правилам документ с
просьбой назначить слушание. Губернатор, по словам помощника, чрезвычайно
занят, и увидеться с ним Ларримур сможет лишь во второй половине дня.
– Я буду вам звонить, – сказал Гарнер, оставил
чиновнику номер своего телефона в “Милльсо-Буайе” и вышел к машине.
Арендованный на Конгресс-стрит офис был уже
полностью готов к работе. Взятые напрокат за наличные складные стулья и шаткие
столы принадлежали раньше, судя по инвентарным биркам, церковной школе.
Испытывая чувство гордости за новый филиал
фирмы “Крейвиц энд Бэйн”, Гудмэн опустился на ненадежное сиденье и начал
нажимать кнопки сотового телефона. Первым абонентом стала его личная секретарша
в Чикаго. Затем – ждавшая дома жена, Адам, приемная губернатора.
* * *
К четырем часам дня Верховный суд штата
Миссисипи еще не отклонил петицию по вопросу умственной и психической
неполноценности Сэма Кэйхолла. С момента подачи бумаги прошло более суток. Адам
продолжал изводить телефонными звонками судебного клерка:
– Прошу вас, мне необходим ответ.
Равнодушно-вежливый голос в трубке лишал
всякого оптимизма. Верховный суд штата явно тянул время.
Не лучше обстояло дело и с федеральным
уровнем: протест в Верховный суд США по поводу неконституционности казни в
газовой камере тоже оставался без ответа; застряла где-то в недрах
апелляционного суда жалоба на неквалифицированные действия Бенджамина Кейеса.
Четверг не принес никаких новостей. Судейские
чиновники вели себя так, будто речь шла об одной из многочисленных жалоб,
которые педантично регистрируются, взвешенно и беспристрастно рассматриваются и
кладутся под сукно. Адаму же были необходимы действия – отсрочка, слушание или
хотя бы ясный и недвусмысленный отказ, дававший основания обратиться в более
высокую инстанцию.
Он расхаживал по кабинету, то и дело
поглядывая на телефонный аппарат. Стол был завален горами ставших вдруг
абсолютно бесполезными бумаг. Царившая в “Бринкли-Плаза” умиротворенная
атмосфера не давала дышать. Известив Дар-лен о том, что ему требуется глоток
свежего воздуха, Адам вышел на улицу. В пять часов вечера воздух оставался
влажным и знойным. По Юнион-стрит Адам добрался до “Пибоди”, зашел в бар и
уселся за столик в углу с порцией виски. За минувшие с приезда из Нового
Орлеана три дня он впервые позволил себе спиртное. Виски дарило ощущение покоя,
к которому, правда, примешивалось чувство острой тревоги за Ли. Он обвел
взглядом толпившихся в вестибюле постояльцев отеля, всмотрелся в фигуры хорошо
одетых людей, бессознательно надеясь увидеть знакомый силуэт. Где
пятидесятилетняя женщина может прятаться от жизни?
