– Очень может быть… как-нибудь потом. Но пока
пусть это тоже останется моим секретом. Пару-тройку лет поработаю здесь, а
затем надеюсь открыть собственную контору. Знаете, где не нужно будет смотреть
на часы. Меня больше привлекает бескорыстная деятельность на благо общества.
Типа той, что заняты вы. Pro bono.
– Значит, проведенные в стенах “Крейвиц энд
Бэйн” девять месяцев вас разочаровали?
– Нисколько. Однако разочарование неизбежно.
Не хочу тратить жизнь на то, чтобы защищать состоятельных мошенников и
изворотливые корпорации.
– В таком случае вы явно ошиблись с выбором
места работы.
Приблизившись к столу, Адам в упор посмотрел
на Гудмэна:
– Именно так. Поэтому прошу вас о переводе.
Уайкофф согласится отпустить меня на несколько месяцев в Мемфис, где я вплотную
займусь делом Кэйхолла. Будем считать это отпуском, но с полным содержанием,
конечно.
– Что еще?
– В общем-то ничего другого нет. Неплохой
выход, согласитесь. Ведь здесь я – новичок, всего лишь один из многих. Но у вас
полно бойких юношей, готовых работать по восемнадцать часов в сутки и закрывать
своими счетами целых двадцать.
Гудмэн расслабился, на лице его появилась
мягкая улыбка. Качнув головой, юрист негромко заметил:
– Признайся, сынок, ты все спланировал
заранее. Я имею в виду, ты выбрал нашу фирму потому, что она защищала Сэма
Кэйхолла, потому, что у нас есть офис в Мемфисе.
Адам повел плечом:
– Так сложилось. Я не знал, когда наступит
этот момент, но план у меня действительно имелся. Только не спрашивайте, каким
будет мой следующий шаг.
– Сэму осталось всего три месяца, если не
меньше.
– Я в любом случае должен что-то делать,
мистер Гудмэн. Не позволит мне фирма взять его дело – что ж, тогда я, наверное,
уйду и попробую действовать на свой страх и риск.
Гарнер по-юношески ловко спрыгнул со стола.
– Не спешите совершить глупость, мистер Холл.
Проблема вполне разрешима. Но мне потребуется известить обо всем Дэниела
Розена, управляющего. Думаю, он согласится.
– Репутация у него пугающая.
– И все-таки обещаю переговорить с ним.
– Он может согласиться – с вашей подачи.
– Я в этом не сомневаюсь. Перекусить не
желаете? – Гудмэн снял со спинки кресла пиджак.
– Самую малость.
– Пошли.
* * *
Народу в крошечном ресторанчике за углом почти
не было. Мужчины уселись за небольшой столик у окна, выходившего на проезжую
часть. Поток машин едва двигался, между ними суетливо лавировали озабоченные
пешеходы. Официант принес Гудмэну увесистый кусок жирного паштета из гусиной
печенки, Адам заказал чашку куриного бульона.
– Сколько сейчас в Миссисипи человек осуждены
на смертную казнь? – спросил старший.
– Месяц назад их было сорок восемь. Двадцать
пять чернокожих и двадцать три белых. Последний раз приговор приводился в
исполнение два года назад. В газовую камеру вошел тогда Уилли Пэррис. На
очереди Сэм Кэйхолл, и спасти его может только маленькое чудо.
Гудмэн торопливо прожевал толстый бутерброд,
вытер салфеткой губы.
– Я бы сказал – большое чудо. В юридическом
плане пространства для маневра почти не осталось.
– Если не считать новой апелляции.
– Разговор о стратегии лучше отложить.
Полагаю, вы ни разу не были в Парчмане?
– Ни разу. Узнав от тетки правду, я
намеревался вернуться в Миссисипи, но из этого ничего не вышло.
– Парчман представляет собой нечто вроде
огромной фермы в дельте реки, по иронии судьбы расположен он совсем неподалеку
от Гринвилла. Общая площадь – около семнадцати тысяч акров. Жара там стоит как
в аду. Тюрьма находится на автостраде номер сорок девять, точнее говоря, чуть
западнее. Целый комплекс зданий. Территория ближе к дороге занята
администрацией, нет даже ограды. Вокруг разбросаны около тридцати лагерей, за
колючей проволокой, естественно, с вышками охраны. Каждое поселение надежно
изолировано. Иногда их разделяют мили. Едешь и видишь сотни слоняющихся без
дела заключенных. Одеты в разноцветные тюремные комбинезоны – цвет
соответствует сроку. Издалека обитатели напоминают сборище чернокожей молодежи:
сидят на ступеньках, курят, кто-то играет в баскетбол, кто-то валяется на
траве. Время от времени – очень редко! – мелькает белое лицо. Под колесами
машины негромко скрипит гравий, и примерно через полчаса езды ты оказываешься у
абсолютно невинного одноэтажного домика с плоской крышей. Его окружает высокая
стена, по углам – будки охраны. Постройка, должен сказать, довольно
современная. Безусловно, существует какое-то официальное название, но в народе
домик известен просто как Скамья.
– Дивное, судя по всему, местечко.
– Я-то предполагал увидеть мрачную темницу,
где с потолка падают капли воды. А это всего лишь безобидный коттедж посреди
хлопкового поля. В других штатах Скамья выглядит намного страшнее.
– Мне не терпится посмотреть на нее.
– Вы к такому зрелищу еще не готовы. Это
жуткий дом, квартиранты которого безвольно ждут смерти. Вернувшись из Парчмана,
я неделю не мог спать. – Гудмэн отхлебнул кофе. – Не знаю, что вы ощутите,
когда окажетесь там. Даже если подзащитный является для тебя человеком
совершенно посторонним, Скамья производит очень тягостное впечатление.
– Для меня Кэйхолл и есть посторонний.
– Как вы ему скажете?..
– Пока не представляю. Слова найдутся. Я
уверен, что план сработает.
– Все это как-то дико.
– Моя семья и была дикой.
– По-моему, Сэм имел двух детей. У него еще
росла дочь. Слишком уж много воды утекло с той поры, начинаю забывать. В
основном с Кэйхоллом общался Тайнер, вы же знаете.
– Его дочь – моя тетка, Ли Кэйхолл Бут. Она
давно хочет забыть свое девичье имя. Вышла в Мемфисе замуж за весьма
состоятельного человека, владельца то ли одного, то ли двух банков. О
существовании ее отца известно только супругу.
– А где ваша мать?
– В Портленде. Несколько лет назад нашла себе
второго спутника жизни. Пару раз в год звоню ей. Семья у нас, мягко говоря, не
самая дружная.
– Откуда же взялись средства на учебу в
Пеппердайне?
