Ранним субботним утром метрах в двадцати от
южного входа в капитолий, отгоняя сон табачным дымом и глотками дешевого,
купленного в автомате кофе, прохаживались двое репортеров. Один был невысоким
крепышом, второй же походил на баскетболиста. По слухам, губернатору предстоял
сегодня трудный день.
В половине восьмого у подножия гранитной
лестницы остановился черный “линкольн”. Выскочивший из машины телохранитель
предупредительно раскрыл заднюю дверцу. Через минуту вместе со своим напарником
он, сопровождая Макаллистера, уже поднимался по широким ступеням. За спинами
мужчин грациозно вышагивала Мона Старк.
– Скажите, губернатор, вы намерены
присутствовать при казни мистера Кэйхолла? – бросился навстречу процессии
крепыш.
Макаллистер с улыбкой поднял руки: рад бы
поговорить, но, знаете ли, дела мешают. В то же мгновение взгляд его упал на
фотоаппарат, что свешивался с плеча баскетболиста.
– Я пока не принял решения, – отчетливо
проговорил его честь, замедляя шаг.
– Будет ли в понедельник давать показания Рут
Крамер? Еще секунда – и камера была готова к действию.
– Трудно знать заранее, парни. – Макаллистер
широко улыбнулся в объектив. – Извините, сейчас у меня просто нет времени.
Переступив порог здания, губернатор направился
к персональному лифту, поднялся на второй этаж. Оба оставшихся в вестибюле
телохранителя тут же вытащили из внутренних карманов пиджаков по газете.
В приемной шефа поджидал Ларримур. С
подобающей сдержанностью он лаконично объяснил Макаллистеру и Моне Старк, что
позиция защиты мистера Кэйхолла за прошедшие сутки ничуть не изменилась.
Последние ходатайства свидетельствуют, пожалуй, об отчаянии его адвоката. Суд скорее
всего ответит на них отказом. По мнению доктора Морриса Хэнри из аппарата
генерального прокурора, вероятность того, что казнь состоится, составляет
восемьдесят процентов.
– А как с назначенным на понедельник
слушанием? Юристы Сэма здесь еще не объявлялись?
– Нет. Я просил Гарнера Гудмэна подойти
сегодня к девяти. Кажется, он хотел обсудить ситуацию. На всякий случай я буду
за стеной, в соседнем кабинете.
Извинившись, Ларримур вышел. Мисс Старк
приступила к ежедневному ритуалу сортировки прессы. Из девяти просмотренных ею
газет восемь на первой полосе публиковали заметки о Сэме Кэйхолле. Предстоящее
слушание по-прежнему оставалось в центре внимания. Три газеты под кричащими
заголовками поместили фотоснимки расхаживавших у ворот Парчмана куклуксклановцев.
Макаллистер снял пиджак, засучил рукава
рубашки и принялся листать газеты.
– Мне нужны цифры, – язвительно напомнил он
Моне.
Та ушла, чтобы менее чем через минуту
вернуться с длинной компьютерной распечаткой. Судя по всему, новости
губернатора ждали плохие.
– Слушаю, – с раздражением сказал Макаллистер.
– Звонки прекратились около девяти вечера,
последний поступил в девять ноль семь. Из четырехсот восьмидесяти шести
позвонивших по меньшей мере девяносто процентов высказали резко негативное
отношение к казни.
– Девяносто процентов? – недоверчиво повторил
губернатор.
Первоначальный шок у него уже прошел. К
полудню предыдущего дня операторы горячей линии жаловались на поразительно
высокую активность абонентов. Часом позже Мона Старк поинтересовалась
статистикой, и до самого вечера оба, она и Макаллистер, оценивали
складывавшееся положение, обдумывали следующий шаг. Спал в эту ночь губернатор
плохо.
– Кто все эти люди? – спросил он, глядя в
окно.
– Ваши избиратели, сэр. Звонки поступают бог
знает откуда, но номера и имена абонентов подлинные.
– Каков наш предыдущий рекорд?
– Не помню. Что-то около сотни звонков – в тот
день, когда члены законодательного собрания вздумали повысить себе оклады.
Такого обвала еще не было.
– Девяносто процентов… – пробормотал
Макаллистер.
– Это еще не все. Звонили и по другим
телефонам. Раз десять снимала вчера трубку даже моя секретарша.
– И всякий раз речь шла о Сэме?
– Да. Каждый считал своим долгом возмутиться
предстоящей казнью. Я говорила с некоторыми из наших людей, их телефоны тоже
разрывались от звонков. Ночью мне позвонил Роксбург, сказал, что его сотрудники
устали выслушивать протесты защитников Кэйхолла.
– Тем лучше. Пусть попотеет.
– Может, стоит прикрыть горячую линию?
– Сколько операторов дежурят в субботу и
воскресенье?
– Всего один.
– Убирать его нельзя. Посмотрим, что получится
к понедельнику. – Макаллистер передвинулся к другому окну, ослабил узел
галстука. – Когда начнется опрос населения?
– Сегодня, в три пополудни.
– Мне будут необходимы самые точные данные.
– Они тоже могут оказаться обескураживающими.
– Девяносто процентов. – Губернатор покачал
головой.
– Более девяноста, – поправила его Мона.
* * *
Аналитики сидели в комнате, на полу которой
валялось около дюжины пустых жестянок из-под пива. Двое студентов принесли кипу
свежих газет и направились к столу с кофеваркой и подносом горячих пончиков.
Стоя у стены, Гарнер Гудмэн изучал, глядя в новенький бинокль, окна
находившегося на расстоянии трех кварталов капитолия. Накануне вечером он от
скуки бродил по улицам в поисках книжного магазина и в витрине какой-то лавки
заметил небольшой, но достаточно мощный бинокль. Сейчас ему хотелось
рассмотреть сквозь просветы жалюзи мечущегося в недоумении по кабинету губернатора:
дьявольщина, с чего вдруг столько звонков?
Поглотив несметное количество пончиков и
пролистав газеты, аналитики завязали жаркий спор об особенностях практики
уголовного законодательства в штате Миссисипи. Длилась их дискуссия недолго: с
приходом третьего члена команды, зеленого первокурсника, Гудмэн дал команду
приниматься за работу.
Очень скоро стало ясно, что по сравнению с
предыдущим днем эффективность горячей линии заметно снизилась. Дозвониться до
единственного, по-видимому, оператора было почти невозможно. Тогда аналитики
стали набирать номера телефонов, установленных в личной резиденции Макаллистера
и в его региональных офисах, обеспечивавших бесперебойную связь губернатора с
народом.
И народ спешил поделиться соображениями со
своим избранником.
