Покинув уродливое здание конторы, Гарнер
двинулся вдоль Конгресс-стрит к капитолию. Впереди, у монумента героическим
женщинам Юга, он увидел группу членов Клана, которыми руководил мужчина с
мегафоном. Десять – двенадцать человек в белых с красным балахонах суетились у
ступеней гранитной лестницы. Гудмэн намеренно сделал небольшой крюк, чтобы
пройти вплотную и бросить какую-то безобидную фразу их распорядителю. Теперь,
возвратившись в Чикаго, он будет иметь все основания похвастаться перед
коллегами тем, что беседовал с одним из главарей Клана.
Двое ожидавших губернатора репортеров с
интересом следили за возней у подножия монумента. Возле массивных деревянных
дверей капитолия Гарнер нагнал команду телевизионщиков.
В приемной Мона Старк сухо объяснила: его
честь в данную минуту занят и принять мистера Гудмэна не может. Не устроит ли
его беседа с мистером Ларримуром? Выглядела мисс Старк несколько подавленной, и
это несказанно обрадовало юриста. Вслед за дамой он с готовностью зашагал по
коридору.
Хозяин кабинета разговаривал по телефону. “Уж
не на звонок ли моих аналитиков он отвечает?” – подумал Гарнер и, повинуясь
жесту Ларримура, покорно опустился на стул. Мона Старк оставила мужчин одних.
– Доброе утро, – проговорил Ларримур, кладя
трубку. Гудмэн с достоинством кивнул:
– Благодарю за то, что согласились провести
слушание. В свете сказанного губернатором в среду мы уже не ждали
положительного ответа.
– Губернатор испытывает сейчас на себе
чудовищное давление, как, впрочем, и мы все. Готов ли ваш клиент рассказать о
своем сообщнике?
– Нет. Пока его позиция не изменилась.
Ларримур сокрушенно покачал головой:
– Какой тогда смысл в слушании? Идти на
уступки мы не намерены, мистер Гудмэн.
– Мой коллега работает с Сэмом. Мы пытаемся
убедить его. Слушание все-таки должно состояться. Надеюсь, Кэйхолл передумает.
В тиши кабинета резко зазвенел телефон, и
Ларримур раздраженно поднял трубку.
– Нет, это не приемная губернатора. С кем имею
честь? – Он записал на листке бумаги имя и номер говорившего. – Я его советник
по юридическим вопросам. Да, не сомневаюсь, конечно же, вы голосовали за
губернатора. Спасибо за звонок, мистер Харт. Непременно извещу. Всего доброго.
Он аккуратно положил трубку.
– Вот, пожалуйста. Некий Гилберт Харт из
Дамэса, Миссисипи. Просит губернатора помиловать осужденного. Телефоны сошли с
ума!
– Что, много звонков? – сочувственно спросил
Гудмэн.
– Вы не поверите.
– В поддержку Кэйхолла или против?
– Где-то пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал.
Вновь сняв трубку, Ларримур набрал номер
мистера Харта из Дамэса, Миссисипи. На противоположном конце провода к телефону
никто не подходил.
– Странно. Человек только что говорил со мной,
оставил номер, а теперь там никто не отвечает.
– Наверное, вышел. Попробуйте позвонить
позднее. Гарнер исходил из того, что позднее у его собеседника просто не будет
времени заниматься подобной чепухой. Вчера, после первого часа работы, Гудмэн
внес в процесс небольшое уточнение: прежде чем назвать оператору свой номер,
аналитик должен был убедиться, что на звонки абонент не ответит. Такая
предусмотрительность надежно защищала его помощников от опасного любопытства
какого-нибудь прыткого чиновника.
– Сейчас я готовлю повестку дня слушания, –
сообщил Ларримур. – Скорее всего оно состоится в комнате для заседаний комиссии
по бюджету.
– Слушание будет закрытым?
– Нет. А что, у вас с этим какие-то проблемы?
– Осталось всего четыре дня, мистер Ларримур.
Проблемы у нас буквально со всем. Но последнее слово за губернатором. Мы весьма
признательны за то, что он дал согласие.
– Номер вашего телефона мне известен, как и
вам – моего. Держите меня в курсе.
– Я никуда не уеду из Джексона до самого
конца.
Они пожали друг другу руки, и Гудмэн вышел из
кабинета. Покинув здание, Гарнер опустился на теплые гранитные ступени, чтобы в
течение минут двадцати с интересом понаблюдать за пикетировавшими капитолий
членами Клана.
Глава 42
Несмотря на спрятанный в домашнем сундуке
белоснежный балахон, Донни Кэйхолл старался держаться подальше от толпившихся
на лужайке перед воротами Парчмана куклуксклановцев. За действиями протестующих
бдительно следили члены специального отряда Национальной гвардии. Чуть в
стороне от бело-голубой палатки расположилась группа скинхедов, рядом с ними
топтались крепкие парни в коричневых рубашках. Вызывающего вида молодые люди
размахивали транспарантами, на которых были грубо намалеваны лозунги в
поддержку узника совести Сэма Кэйхолла.
Понаблюдав пару минут за красочным спектаклем,
Донни направил машину на стоянку у домика охраны. Поскольку имя его значилось в
списке, администрация тюрьмы прислала за посетителем мини-автобус. Девять с
половиной лет Донни старался регулярно навещать брата, однако, как он со стыдом
был вынужден признаться себе, их последняя встреча состоялась почти два года
назад.
Из четверых братьев Кэйхолл шестидесятилетний
Донни был самым молодым. Следуя примеру отца, все четверо еще подростками
вступили в Клан. Решение это далось им просто: так требовали традиции семьи.
Позже Донни пошел служить в армию, воевал в Корее и успел немало поездить по
миру. Со временем интерес к пылающим крестам у него пропал, и, покинув в 1961
году родной штат, Донни перебрался в Северную Каролину, нашел там неплохую
работу на мебельной фабрике. Жил он сейчас в окрестностях Дёрхама.
Каждый месяц Донни отправлял в Парчман блок
сигарет и небольшую сумму денег. Пару-тройку раз братья обменялись письмами, но
поскольку эпистолярный жанр внушал обоим отвращение, переписка заглохла. О том,
что ближайший родственник Донни оказался на Скамье, в Дёрхаме знали всего
четыре человека.
У дверей Семнадцатого блока его обыскали и
провели в “гостиную”. Минут через пять туда же вошел Сэм. Братья крепко
обнялись, а когда разжали объятия, то в глазах друг у друга с недоумением
заметили слезы. Сложением и ростом оба были почти одинаковы, только Сэм
выглядел лет на двадцать старше. Он присел на край стола, Донни опустился на
стоявший рядом стул. Оба закурили.
– Есть что-нибудь обнадеживающее? – после
долгого молчания спросил Донни, уже зная ответ.
