– Верю, Сэм. Верю и уважаю тебя за это. Не
сомневайся, я пробуду здесь до последней минуты, и буду скорбеть, когда ты
уйдешь, и похороны устрою, как положено. Ни один человек не посмеет тебя
обидеть, пока я рядом. Но, прошу, посмотри на все моими глазами. Я молод,
передо мной – целая жизнь. Не делай так, чтобы я потом думал, что мог сделать
больше. С твоей стороны это было бы несправедливо.
Кэйхолл поднял голову, сложил на груди руки.
Лицо его стало спокойным, в уголках глаз поблескивала влага.
– Мы поступим с тобой так, – глухо сказал он.
– Завтра и во вторник я займусь кое-какими приготовлениями. Полагаю, все
произойдет около полуночи, времени должно хватить. Относись к этому как к игре.
Выиграешь – отлично. Проиграешь – я расплачусь.
– Значит, слушание…
– Нет. Никакого слушания, никаких петиций.
Проблем тебе и без того хватает: на два ходатайства ответы так и не получены.
Нового я ничего не подпишу.
Сэм с трудом поднялся, на негнущихся ногах
подошел к двери, привалился к ней плечом.
– Что слышно о Ли? – спросил он, доставая из
кармана сигарету.
– Она по-прежнему в клинике, – солгал Адам.
Ему хотелось сообщить деду правду – стоит ли врать, когда жить человеку
осталось всего два дня? Удержала мысль: до вторника Ли наверняка объявится. –
Хочешь ее увидеть?
– Думаю, да. Она может оттуда выйти?
– Не уверен, но попробую вытащить. Она слабее,
чем я рассчитывал.
– Моя дочь – алкоголичка?
– Да.
– Это все? А наркотики?
– Только спиртное. Тетка призналась, что пьет
уже долгие годы. Клиника стала для нее вторым домом.
– Да хранит ее Господь. Моим детям тоже не
повезло.
– Ли – замечательная женщина. Ей действительно
не повезло – сначала в браке, потом с сыном. Он подростком ушел из семьи и
больше не возвращался.
– Уолт?
– Уолт. – У Адама защемило сердце: дед даже не
был уверен, как зовут его внука. Кто же проклял род Кэйхоллов?
– Сколько ему сейчас?
– Не знаю. Наверное, мой ровесник.
– Обо мне он хоть что-нибудь слышал?
– Трудно сказать. Уолт покинул страну много
лет назад. Живет в Амстердаме.
Сэм протянул руку к стакану с остывшим кофе,
сделал глоток.
– А как Кармен? Адам взглянул на часы.
– Через три часа встречу ее в аэропорту.
Завтра утром она будет у тебя.
– Это меня пугает.
– Успокойся, Сэм. Сестра – простой и доброй
души человек. Она не только красива, но и умна. Я много рассказывал ей о тебе.
– Зачем?
– Кармен сама просила.
– Бедная девочка. Ты говорил, как я выгляжу?
– Тебе нечего волноваться. Ее интересует не
твоя внешность.
– Ты говорил, что я не чудовище?
– Я сказал, что ты – душка, волшебный гномик
из сказки, с серьгой в ухе и конским хвостом на затылке, в аккуратных резиновых
галошках.
– Поцелуй мой зад!
– И что заключенные тебя боготворят.
– Врешь! Все врешь! Ты не мог такого сказать.
– Губы Сэма растянулись в улыбке.
Адам рассмеялся, может быть, излишне громко,
но юмор в это мгновение был необходим обоим. Дед и внук старательно делали вид,
что им страшно весело. Однако веселье быстро прошло. Оба сидели на краю стола,
упираясь ногами в стулья, под потолком плавали густые клубы табачного дыма.
Так о многом хотелось сказать, и так мало было
сказано. Рассуждать о стратегии защиты уже не имело смысла, история семьи
исследована настолько, насколько это оказалось возможным, а погоду пусть
анализируют метеорологи. Оба понимали, что следующие два с половиной дня
проведут вместе. Серьезные вопросы могут подождать, неприятные – тоже. Адам
дважды сверялся с часами и напоминал, что ему пора, но дед все просил не
торопиться: ведь с уходом внука придется возвращаться в камеру, в эту
раскаленную до сорока градусов клетку. “Пожалуйста, – умолял Сэм, – посиди еще
чуть-чуть”.
* * *
Глубоко за полночь, после того, как Кармен
узнала о Ли и ее проблемах, о Фелпсе и Уолте, о Макаллистере, Уине Леттнере и
гипотетическом сообщнике, после того, как была съедена пицца, помянут отец и
детально разобрана генеалогия рода, Адам сказал:
– Этого я никогда не забуду. Мы сидели с ним
рядом на столе, болтали ногами и молчали. Временами он похлопывал меня по
колену – так делает добрый дедушка, когда хочет приласкать внука.
Полученной поздней ночью информации для Кармен
было слишком много. Четыре с лишним часа девушка просидела во внутреннем
дворике, стараясь не замечать липкого от влаги воздуха, внимательно слушая
бесстрастное повествование брата.
Адам старался быть предельно осторожным. Чтобы
провести сестру по трагическому пути предков, он выбрал самый щадящий маршрут и
всячески избегал приближаться к краю бездны. Ни слова о Джо Линкольне, о
расправах над чернокожими, ни малейшего намека на жуткие, леденящие кровь
детали. Сэм в его рассказе представал человеком неистовым и вспыльчивым,
совершившим в жизни ужасные ошибки и искренне раскаявшимся. В какой-то момент
Адам решил поставить в видеомагнитофон свою кассету, однако тут же передумал.
Потом. Для одной ночи уже достаточно. Раза два или три в голову приходила
мысль: он и сам едва ли верит тому, что открылось за минувшие четыре недели.
Было бы жестоко тащить за собой Кармен по всем кругам этого ада.
Впереди годы. Уйти от воспоминаний все равно
не удастся.
Глава 45
Понедельник, 6 августа, шесть часов утра.
Сутки с небольшим.
Войдя в свой кабинет, Адам бесшумно прикрыл
дверь. Ровно в семь он позвонил судье Слэттери. К телефону никто не подошел.
Рассчитывать на другое было бы наивно, но Адам надеялся, что хотя бы
автоответчик сообщит ему, где можно получить какую-нибудь информацию. Слэттери
не спешил дать ответ на протест в связи с патологическим расстройством
менталитета осужденного. Для судьи протест адвоката являлся, по-видимому,
чем-то вроде использованной бумажной салфетки.
Оператор справочной службы подсказала номер
домашнего телефона мистера Флинна Слэттери, однако поднимать его из постели
Адам не захотел. Подождем до девяти.
