– В обществе должно быть соответствующее
наказание за убийство. Поставьте себя на место Рут Крамер, и вы мгновенно
ощутите разницу. Не забывайте о жертвах, Адам.
– О высшей мере можно спорить часами.
– Да. Оставим эту тему. Сэм сообщил вам
что-нибудь новое о взрыве?
– Как его адвокат, я обязан промолчать, но
ответ мой будет отрицательным.
– Он мог действовать один, я же не знаю.
– Имеет ли смысл гадать за день до казни?
– Честное слово, не знаю. Однако если бы у
Сэма был сообщник, если бы ответственность за взрыв с ним разделил кто-то еще,
я не допустил бы казни. Это в моей власти, вы понимаете. Пусть такое решение
уничтожит меня как политика. Я устал от политики, мне надоело выступать
вершителем человеческих судеб. Дайте мне правду, и Сэм останется жить.
– Но вы же верите, что рядом с Сэмом находился
второй, вы сами об этом говорили. Так же полагал и агент ФБР, который вел
расследование. Что мешает вам поступить в соответствии с собственным
убеждением?
– Я должен знать точно.
– Выходит, всего одно слово, одно названное
Сэмом имя – и росчерком пера вы отмените казнь?
– Нет. Но я назначу новое расследование.
– Этого не произойдет, губернатор. Я пытался.
Я задавал Сэму десятки вопросов. Он все отрицал.
– Кого он покрывает?
– Не знаю.
– Может, мы и ошибаемся. О деталях взрыва он
вам рассказывал?
– И опять, губернатор, я вынужден промолчать.
Всю ответственность Сэм берет на себя.
– Тогда о каком помиловании мы говорим? Если
преступник утверждает, что действовал в одиночку, чем я могу ему помочь?
– Помогите не убийце, а старику, которому в
любом случае осталось не так уж много. Помогите ему, потому что этим вы
совершите правое дело, потому что в глубине души вы сами этого хотите. Такой
поступок требует мужества.
– Он меня ненавидит, верно?
– Да. Но все меняется. Подарите Сэму жизнь, и
он станет самым искренним вашим сторонником.
Улыбнувшись, Макаллистер развернул полоску
жевательной резинки.
– У вашего деда и вправду помутился рассудок?
– Наш эксперт уверен, что да. Мы с Гудмэном
попытаемся убедить в этом и Слэттери.
– Понимаю. Но как в реальности? Вы провели
рядом с Сэмом немало часов. Отдает он себе отчет в происходящем?
Сейчас откровенность может только навредить,
подумал Адам. В конце концов, Макаллистер – не друг, не советчик.
– Он здорово сдал. Честно говоря, сомневаюсь,
чтобы после всего лишь месячного пребывания на Скамье человек не потерял
рассудок. Сэм попал в Парчман достаточно пожилым, и сейчас деградация налицо.
Поэтому-то он и отказывается от интервью. В данный момент состояние деда
вызывает только жалость.
В устремленном на собеседника открытом взгляде
губернатора не было и тени недоверия.
– Какие у вас планы на завтра? – спросил он.
– Еще не решил. Все зависит от Слэттери. Я
рассчитывал провести вторник с Сэмом, хотя, может быть, придется побегать.
– Вот номер моего личного телефона.
Обязательно позвоните.
* * *
Отправив в рот ложку бобов, Сэм поставил
поднос на край койки. Сквозь прутья решетки за ним наблюдал туповатый страж.
Замкнутая в крошечном пространстве камеры, жизнь и без того давно стала мукой,
но ощущать себя объектом пристального интереса постороннего, насекомым было
просто невыносимо.
Часы показывали шесть – время вечернего
выпуска новостей. Кэйхолл включил телевизор. Что говорит сейчас о нем мир?
Передача из Джексона началась с сообщения о слушании, которое назначил
федеральный судья Флинн Слэттери. На экране появился молодой человек с
микрофоном. Он стоял возле здания суда. Взволнованным голосом репортер
оповестил зрителей, что слушание ненадолго отложено, а участники собрались в
кабинете его чести. По утверждениям защиты, ослабленный разум не позволяет
мистеру Кэйхоллу осознать сущность предстоящей экзекуции. Процедура слушания
начнется с минуты на минуту, и сказать, к какому выводу придет судья Слэттери,
сейчас невозможно. Репортера сменил ведущий: в Парчмане все готово. Следующий
сюжет был снят у ворот тюрьмы. Крупным планом камера показала обочину
автострады с десятками припаркованных автомобилей и цепочку национальных
гвардейцев, которые безучастно взирали на шествовавших по кругу
куклуксклановцев с плакатами в руках. Ведущий пояснил, что это не все, выразить
солидарность с Сэмом Кэйхоллом сюда прибыли члены и других экстремистских
группировок: нацисты и скинхеды.
В кадре возникло лицо полковника Джорджа
Наджента, на которого власти штата временно возложили обязанности инспектора
департамента по исполнению наказаний и руководителя оперативной группы по
подготовке казни. С хмурым видом Наджент ответил на несколько вопросов и
подчеркнул: если суд оставит приговор в силе, то возмездие, как это
предусмотрено законом, не опоздает ни на минуту.
Сэм выдернул из розетки вилку телевизора. Двумя
часами ранее Адам по телефону разъяснил ему сущность и предмет слушания, так
что весть о собственной сенильности ничуть Кэйхолла не удивила. Не испытывал он
и подъема: казнь казнью, но прослыть к тому же умалишенным? Неужели даже здесь
невозможно избежать бесцеремонных посягательств на его личность?
В коридоре стояла тишина, лишь за стеной
Проповедник негромким тенором выводил церковный псалом. Умиротворенная песнь не
вызывала у Сэма никакого раздражения.
На полу возле стены лежала аккуратно сложенная
одежда: простого кроя штаны цвета хаки, белая рубашка, белоснежные носки, пара
недорогих черных полуботинок – после обеда заезжал Донни и провел с братом
около часа.
Погасив в камере свет, Сэм вытянулся на койке.
Оставалось тридцать часов.
* * *
Зал суда был полон, когда Слэттери закончил
третье по счету совещание с адвокатами осужденного. Близился седьмой час
вечера.
Пройдя в зал, все трое заняли свои места. Адам
опустился на стул рядом с Гарнером Гудмэном. За их спинами сидели Гете Кэрри,
Джон Брайан Гласе и четверка его студентов. Генеральный прокурор Стивен
Роксбург, Моррис Хэнри и полдюжины их помощников разместились вокруг стола
государственного обвинителя. Позади деревянного барьера высилась фигура
Макаллистера. Мона Старк устроилась справа от губернатора, Ларримур – слева.
