Дама поднесла к близоруким, по-видимому,
глазам листок бумаги.
– Двадцать шестого июля, в четверг.
– Цель встречи?
– По роду своих обязанностей я регулярно посещаю
содержащихся в тюрьме Парчман заключенных, в том числе и тех, кто приговорен к
смертной казни. В случае нужды даю консультации или оказываю медицинскую
помощь.
– Опишите, пожалуйста, душевное состояние
мистера Кэйхолла.
– Он был предельно возбужден, в высшей степени
логичен и крайне резок, если не груб. Нет, все-таки груб – выгоняя меня из
камеры, он не утруждал себя подбором слов.
– Говорил ли Сэм о предстоящей экзекуции?
– Да. Он знал, что до казни остается
тринадцать дней, и обвинил меня в попытке навязать ему успокоительное. Затем
мистер Кэйхолл выразил озабоченность по поводу здоровья другого осужденного,
Рэнди Дюпре. По его словам, мистер Дюпре сходит с ума и нуждается в экстренной
помощи.
– Не заметили ли вы у мистера Кэйхолла
каких-либо признаков помутнения рассудка?
– Нет.
– Вопросов больше не имею, – опустился на стул
Роксбург.
Адам встал и сделал два шага к кафедре.
– Скажите, доктор Стигэлл, как чувствует себя
сейчас Рэнди Дюпре?
– М-м… Пока у меня не было случая его видеть.
– Сэм говорил вам о нем одиннадцать дней
назад, и вы до сих пор не нашли времени зайти к пациенту?
– В Парчмане много пациентов.
– Как долго вы там работаете?
– Четыре года.
– Сколько раз за эти четыре года вы беседовали
с Сэмом Кэйхоллом?
– Один раз.
– Приговоренные к смертной казни вас не
интересуют, доктор Стигэлл?
– Напротив.
– Сколько их содержится в Парчмане?
– М-м… Не уверена. Около сорока…
– С кем из них вы общались? Назовите два-три
имени.
Ни один человек в зале не взялся бы
определить, что в эту минуту выражало лицо свидетеля. Страх? Злобу? Стыд?
Нельдин молчала. Голова ее чуть склонилась набок, губы едва заметно шевелились
в бессильной попытке произнести так и не всплывшее из глубин памяти имя.
Великодушно подарив свидетелю долгую паузу, Адам сказал:
– Благодарю вас, доктор Стигэлл.
– Следующий! – возвестил его честь.
– Защита вызывает сержанта Клайда Пакера.
Ничего неожиданного в показаниях Пакера Адам
не услышал. Простодушный сержант говорил то, что видел собственными глазами.
Сэма он знал девять с половиной лет. Изо дня в день Кэйхолл делал одно и то же:
печатал на машинке, читал, чаще всего – юридические справочники. Печатал в
основном письма – свои и за приятелей по отсеку, ведь многие из них и ручку-то
никогда не держали. Сэм непрерывно курил, рассчитывая, наверное, убить себя
никотином, прежде чем власти заставят его надышаться газом. Одалживал соседям деньги.
По скромному мнению Пакера, все девять с половиной лет Сэм оставался человеком
весьма здравомыслящим, а в законах разбирался не хуже иного адвоката.
Когда сержант заговорил о шашках, Слэттери
подался вперед:
– Кто был его партнером?
– Обычно Гуллит или Хеншоу.
– Он часто выигрывал?
– Почти всегда.
Однако решающим моментом слушания стал рассказ
о просьбе Кэйхолла позволить ему встретить восход солнца. Об этом желании
осужденного Пакер узнал неделю назад, во время рутинного утреннего обхода.
Очень спокойно Сэм объяснил, что скоро умрет, что к казни абсолютно готов, но
хочет еще раз выйти в прогулочный дворик и своими глазами увидеть рассвет. В
минувшую субботу желание Кэйхолла исполнилось.
Отвечать на дополнительные вопросы сержанту не
пришлось.
Роксбург пригласил в зал очередного свидетеля,
тюремного капеллана Ральфа Гриффина.
– Вы знакомы с Сэмом Кэйхоллом?
– Да.
– Вы исповедовали его на днях?
– Да.
– Когда именно?
– Вчера. В воскресенье.
– Можете описать его душевное состояние?
– Нет.
– Простите?
– Я сказал “нет”.
– Почему?
– Потому что являюсь служителем Божьим и не
вправе нарушать тайну исповеди. Любая информация о том, как вел себя мистер
Кэйхолл и что он говорил в моем присутствии, является строго конфиденциальной.
Роксбург онемел. Пол под его ногами начал
колебаться. Ведь этот святоша работает на штат Миссисипи, а значит, и на него,
генерального прокурора!
– Довод вполне убедительный, мистер Роксбург,
– заметил Слэттери. – Данному свидетелю здесь не место. Следующий.
– Других свидетелей у обвинения нет, –
растерянно проговорил Роксбург.
Неторопливо написав что-то на листе бумаги,
его честь обвел глазами аудиторию:
– Суд рассмотрит представленные материалы и
объявит решение завтра утром. Обе стороны узнают о нем первыми. Не торчите в
коридорах, джентльмены. Вас известят. Слушание закончено.
Под грохот отодвигаемых стульев
присутствовавшие потянулись к выходу. Уже возле самой двери Адам остановил
Ральфа Гриффина, с чувством пожал ему руку, а затем вернулся к столу, вокруг
которого стояли Гудмэн, Гете Кэрри, профессор Гласе и четверка студентов. Когда
зал опустел, сплоченная группа из восьми человек вышла в коридор. Долговязый
парень предложил отужинать – всей компанией. Было почти девять часов вечера.
В вестибюле толпились журналисты. Адам, не
сбавляя шагу, бросил несколько вежливых отговорок. За спиной Гудмэна на улицу
проскользнул Ролли Уэдж.
Возле лестницы выходивших из здания суда людей
поджидали фоторепортеры. Стоя на нижней ступени, с ними общался генеральный
прокурор. Метрах в десяти от цветочной клумбы пять или шесть газетчиков окружили
губернатора. До ушей проходившего мимо Адама донеслось, как Макаллистер говорит
что-то о возможности помилования и жалуется на предстоящую нелегкую ночь. “Но
завтрашний день будет еще труднее! – выкрикнула привлекательная девушка. – Вы
приедете в Парчман?”
