Они начали прибывать после пяти часов вечера.
Они ехали из самых дальних уголков Миссисипи, сидя в полном одиночестве за
рулем в своих тяжелых автомобилях, дверцы которых были украшены изображением
печати штата. У многих на крыше стояла мигалка. В открытых машинах над спинкой
переднего сиденья торчала турель для стрельбы из автоматического оружия. На
капотах гнулись длинные усики радиоантенн.
Они, шерифы, спешили. Каждого из них жители
округа избрали для того, чтобы чувствовать себя защищенными от поднимавшего
голову беззакония. Каждый пробыл на своем посту много лет и неоднократно
принимал участие в неписаном ритуале банкета по случаю казни очередного
преступника.
Стол всегда поручали заботам мисс Мацолы, меню
не менялось. Мисс Мацола жарила в свином жиру откормленных цыплят, натирала
чесноком сочные окорока и пекла на чистом сливочном масле пышные, размером с
чайное блюдце, лепешки. Все это она готовила на кухне неприметного кафетерия,
который находился позади солидного административного комплекса. Еду ставили на
стол ровно в семь, вне зависимости от количества присутствовавших.
После казни Тедди Доила Микса в 1982 году
нынешний банкет обещал стать самым представительным, как, собственно, мисс
Мацола и рассчитывала. Она регулярно читала газеты, знала историю Сэма Кэйхолла
до мельчайших подробностей и ожидала приезда не менее пятидесяти гостей.
Проезжая под аркой ворот, шерифы оставляли
машины на стоянке и проходили внутрь. Держали они себя с достоинством
средневековых рыцарей. Большинство составляли крупные мужчины с цепкими руками
и объемистыми желудками. Изнуренные долгой ездой желудки урчали.
Добродушно-грубоватые приветствия были
недолгими. Снедь исчезала с тарелок мгновенно. Насытившись, они перемещались к
своим машинам, рассаживались на капотах и со спокойным удовлетворением следили
за тем, как темнеет небосвод. Лениво ковыряя в зубах спичками, они воздавали
должное кулинарным талантам мисс Мацолы и вслушивались в треск радиоприемников:
пора бы уже этому Кэйхоллу, пора. Они вспоминали предыдущие казни, делились
последними криминальными новостями, обсуждали деяния своих сидевших на Скамье земляков.
Слишком редко проклятые либералы открывают дверь газовой камеры!
Проводив недоуменными взглядами толпу
демонстрантов, они степенно возвращались к столу, на котором высился огромный
шоколадный торт.
Дивно начавшийся вечер плавно переходил в великолепную
ночь.
Для блюстителей закона.
Глава 49
С наступлением темноты деятельность, что
кипела у ворот Парчмана, начала стихать. Куклуксклановцы и не подумали
выполнить просьбу Сэма. Они сидели на раскладных стульях и ждали. Жадно глотали
ледяную воду скинхеды. К монашенкам присоединились спокойные и уравновешенные
активисты “Международной амнистии”: вместе с сестрами во Христе они жгли свечи,
читали молитвы, негромко распевали тягучие псалмы. Эта группа старалась
держаться подальше от остальных.
Аналитикам был дан отбой. За пять долгих дней
они сделали более двух тысяч звонков. Гарнер Гудмэн расплатился со студентами,
конфисковал телефоны и от души поблагодарил помощников. Разочарованные
окончанием работы, молодые люди направились к капитолию, где на гранитных
ступенях третьи сутки продолжалось бдение сторонников Сэма Кэйхолла. Люди ждали
вестей из кабинета губернатора.
Один из студентов вызвался отнести телефон
Джону Брайану Глассу, находившемуся на противоположной стороне улицы в здании
федерального суда штата. Гарнер тут же позвонил профессору, Гетсу Кэрри и под
конец связался с Джошуа Колдуэллом, старым приятелем, который согласился
подежурить в Вашингтоне у офиса ответственного чиновника Верховного суда
страны. Никаких новостей. Тогда он набрал номер аппарата, что стоял в
“гостиной” Семнадцатого блока.
– Сэм заканчивает ужин, – сообщил Адам. –
Говорить с вами деду не о чем, но он выражает искреннюю признательность всем,
кто пытался ему помочь.
* * *
Когда термос с капуччино опустел, Сэм поднялся
из-за стола. Донни нерешительно шагнул к двери: вот-вот ее должен распахнуть
Наджент, поэтому проститься лучше сейчас. Окинув брата взглядом, он заметил на
левом рукаве его новой рубашки небольшое пятно и попытался носовым платком
смахнуть каплю растаявшего мороженого.
– Это уже не имеет значения, – заметил Сэм.
– Ты прав, – тихо откликнулся Донни, продолжая
тереть. – Я пойду, Сэм. Через минуту они будут здесь.
Братья обнялись.
– Жаль, – дрогнувшим голосом произнес младший.
– Жаль…
Глаза обоих повлажнели, но и только. Лить
слезы на плече друг у друга? Невозможно.
– Будь здоров, – сказал Сэм.
– Обещаю. А ты помолись Богу, хорошо?
– Обязательно. Спасибо за все, Донни. Ты –
единственный, кому было до меня хоть какое-то дело.
Донни закусил нижнюю губу, без слов пожал руку
Адаму и вышел.
– Что Верховный суд? – Вопрос прозвучал так,
будто у Сэма еще оставалась надежда.
– Молчит.
Дед уселся на стол, принялся болтать ногами.
– Скорее бы все это кончилось, – раздельно
произнес он. – Почему им необходима такая жестокость?
Действительно, подумал Адам, почему?
– В Китае к осужденному подходят сзади и
пускают в затылок пулю. Ни чашки риса, ни прощаний. Вполне разумно.
В сотый, наверное, раз за вечер Адам посмотрел
на часы. Время исчезло. Послышался негромкий стук в дверь.
– Заходите, – севшим голосом сказал Сэм.
В “гостиную” ступил Ральф Гриффин. С Сэмом он
сегодня виделся уже дважды и воспринимал происходившее как пытку. Присутствовать
на казни капеллану предстояло первый раз в жизни. И последний, подумал Гриффин.
Брат, занимающий неплохую должность в сенате штата, найдет ему другую работу.
Священник кивнул Адаму и опустился на стул. Было почти девять вечера.
– Полковник Наджент уже ждет тебя в коридоре,
Сэм.
– Посидим еще чуть-чуть.
– Хорошо.
– Знаете, святой отец, за последние два дня я
о многом передумал. Честно скажу, во мне не осталось ни капли ненависти – разве
что только к этому типу. Ничего не могу с собой поделать.
– Ненавидеть человека – большой грех, Сэм.
– Надеюсь, Господь простит мне и его.
– Наджент противен и мне.
