Улыбнувшись, Сэм обнял капеллана за плечи. За
дверью “гостиной” послышались голоса, и через мгновение на пороге появился полковник:
– Пора, Сэм.
Сердце бешено запрыгало в груди Адама. Дед
оставался невозмутимым.
– Я готов, – спокойно проговорил он, спрыгивая
со стола.
Следом за Наджентом все трое вышли в коридор.
Сэм взял Адама за руку, за их спинами двигался Гриффин.
Адам шел, не замечая лиц стоявших вдоль стен
охранников. Осталась позади дверь, которая вела в отсек “А”. Сидельцы Скамьи
приникли к решеткам своих камер. Сэм подмигнул Хэнку Хеншоу, приветственно
кивнул Джей-Би Гуллиту, с улыбкой посмотрел на Стока Тернера.
У последней камеры Наджент остановился,
дожидаясь, пока откроется массивная дверь. Раздался громкий щелчок, и
металлическая решетка поехала в сторону. Когда Сэм, Адам и Ральф Гриффин
ступили в “комнату передержки”, полковник дал знак закрыть дверь.
Не включая света, они опустились на жесткую
койку. Наджент обвел мужчин взглядом. Сказать ему было нечего. Спустя два часа,
ровно в одиннадцать, полковник вернется, чтобы отвести Кэйхолла в “комнату
сосредоточения”. Сейчас же следовало проверить, все ли готово к казни.
Наджент направился к газовой камере.
Исполнитель приговора, жилистый коротышка Билл Мэнди, деловито орудовал в
крошечном закутке, носившем название “лаборатория”. Если экзекуция состоится,
Билл получит за свои труды пятьсот долларов. В данную минуту он расставлял на
металлическом столике все необходимое: фаянсовую чашку с четырьмястами граммами
таблеток цианида, девятифунтовую бутыль серной кислоты, контейнеры с
каустической содой и ангидридом аммония, канистру дистиллированной воды. Чуть
сбоку лежали три защитные маски, три пары резиновых перчаток, нержавеющей стали
воронка, мыло и полотенце. В углу – швабра с мокрой тряпкой. Центр закутка
занимала емкость для приготовления смеси. Из нее в металлический восьмигранник
бежала не очень толстая, диаметром около двух дюймов, труба.
Мэнди склонился над листками инструкций.
Инструкций было три. В первой шла речь о химикатах: серная кислота разбавлялась
дистиллированной водой в такой пропорции, чтобы концентрация раствора составила
примерно сорок один процент; фунт каустической соды должен был быть тщательно
размешан в девяти литрах воды. Вторая инструкция являлась списком требующихся
ингредиентов. Третья расписывала порядок действий исполнителя во время самой
процедуры.
Один из помощников Билла промазывал
техническим вазелином швы восьмигранника, другой осматривал внутри кожаные
ремни. У электрокардиографа возился врач.
Наджент сверился с поминутным графиком
экзекуции. Составленный в трех экземплярах, график этот должны были заполнить
он сам, Мэнди и его ассистент: смешивание раствора, фиксация осужденного в
кресле, закрытие двери, падение таблеток цианида в кислоту, выделение газа,
потеря сознания, конвульсии, агония, остановка сердца, открытие выпускного
клапана, открытие в полу отверстия стока, проветривание, вскрытие двери камеры,
вынос тела, констатация факта смерти. Напротив каждой строки стоял пустой
квадратик, в котором будет указана длительность каждого этапа. Полковник
собственноручно переписал всю процедуру и имел веские основания гордиться
результатами своего труда. Последним из пятнадцати пунктов была переноска тела
в транспортировочный фургон.
Наджент отлично знал, как смешивать
ингредиенты, как открывать клапаны, когда можно вскрывать дверь. При
необходимости он прекрасно справился бы с обязанностями исполнителя.
Выйдя на улицу, полковник перебросился парой
фраз с водителем фургона и вновь шагнул в коридор отсека “А” – ждать решения
Верховного суда.
По его приказу двое самых высоких охранников
начали закрывать расположенные под потолком коридора окна. Ни разу не
менявшиеся за тридцать шесть лет существования блока, их рамы с грохотом
вставали на свои места. Окон насчитывалось двадцать восемь, число это было
известно каждому сидельцу. Приток свежего воздуха начал слабеть, а вскоре и
вовсе прекратился.
Скамья погрузилась в тишину.
При звуке закрываемых окон Сэма охватила
дрожь, голова его поникла. Адам осторожно положил руку на плечо деда.
– Я всегда любил наши окна, – срывающимся
голосом негромко проговорил Кэйхолл. В проходе, на расстоянии десяти –
двенадцати футов от койки, стоял человек в униформе, и Сэму не хотелось, чтобы
слова его слышал посторонний. Неужели, подумал Адам, здесь можно что-то любить?
– Во время сильных дождей сюда летят капли воды, иногда прямо в лицо. Дождь я
тоже любил. И луну. В безоблачную ночь из угла моей камеры, если подняться на
цыпочки, можно было рассмотреть ее. Меня постоянно бесила мысль: почему здесь
так мало окон? Черт возьми, – извините, святой отец, – раз уж людей годами
держат в четырех стенах, то почему бы им не позволить хотя бы любоваться
свободой? Не понимаю. Не понимаю. А, ладно…
Откуда-то из темноты до них донесся слабый
тенор Проповедника:
Шаг навстречу Тебе, Господи,
Я сегодня сделал.
Всего лишь шаг,
Но как легко на душе…
– Заткнись! – приказал страж. Пение
прекратилось.
– Оставь его в покое, животное! – выкрикнул
Сэм. – Пой, Рэнди, пой.
Псалом зазвучал вновь.
В дальнем конце коридора хлопнула дверь, и
Кэйхолл содрогнулся. Внук успокаивающе стиснул его худое предплечье.
– Похоже, Ли так и не придет, – с грустью
произнес старик.
Мгновение поколебавшись, Адам решил сказать
правду:
– Я не знаю, где она находится. Последний раз
я видел тетю десять дней назад.
– Вроде бы она лежала в клинике?
– Скорее всего она и лежит, только не знаю в
какой. Отыскать ее мне не удалось.
– Передай, что в эти дни я много думал о ней.
– Передам.
– И об Эдди.
– У нас почти не осталось времени, Сэм. Давай
поговорим о чем-нибудь приятном, о`кей?
– А ты простил меня за Эдди?
– Я простил тебя за все, Сэм. Как и Кармен.
Наклонившись к Кэйхоллу, капеллан прошептал:
– Наверное, стоит вспомнить и о других?
– О других потом.
В проходе раздались шаги. Через минуту у
решетки остановился Лукас Манн.
– Тебя к телефону, Адам, – заметно нервничая,
сказал он. – В “гостиной”.
